Газета «Новости медицины и фармации» 1(306) 2010

Фигура врача столь же древняя, как и само человечество, хотя образ его менялся на протяжении веков. Его изображение появляется уже в наскальной живописи эпохи палеолита, что указывает на важность в племени его функции — спасать от эпидемий и предотвращать болезни, которые происходили, по тогдашним верованиям, от какого-либо проклятия или дурных поступков больного. В этих изображениях, выполненных природными красками, шаманы принимают облик животных, что подчеркивает их способность общаться с духами из потустороннего мира.

Это не врачи в сегодняшнем смысле слова, а целители со жреческими функциями, которые осуществляли ритуалы, имевшие терапевтический эффект. Они пользовались камнями или магическими кристаллами, входили в транс и готовили специальные зелья из тайных лечебных трав. Иногда эти меры, которые предпринимались на протяжении веков нашими предками, имели цель снять боль посредством гипноза (песнопения, ритуальные формулы) и осуществить примитивное обеззараживание раны и окружающей среды (пластыри, сжигание трав, чтобы произвести дым и отпугнуть насекомых).

Возможно, магические способности, которые приписывали шаманам, превращали их также в художников племени, поскольку тогда искусство выполняло магические функции повышения плодородия, богатства в доме и защиты племени от врагов и болезней.

В Древней Греции профессия врача не была взята под контроль, часто ей даже не придавали большого значения. Вместе с тем особо почитались жрецы бога медицины Асклепия, которые предлагали своим пациентам лечение во сне от всех болезней. На краснофигурных аттических вазах изображены врачи, очень сосредоточенные, осуществляющие малые хирургические вмешательства, такие как кровопускание, извлечение стрел или перевязки. Их статус может быть приравнен к статусу ремесленника или слуги, если только, в самых известных случаях, их знание не объяснялось божественным вмешательством, а не практическим опытом.

В эпоху Средневековья образ врача изменился: появились новые персонажи, которые из-за их особого положения интересовали художников. Подготовленный в университете врач не был знаком с практической хирургией, но владел знаниями, основанными на неоспоримых догмах Галена и Гиппократа, что часто приводило к роковым ошибкам в диагностике и лечении. Максимум, что они могли, — исследовать пульс, очистить желудок и изучить жидкости, чтобы поставить диагноз и выписать рецепт. Тем не менее они получали высокие гонорары и боролись за свой статус высших специалистов, отличающий их от практических хирургов, или цирюльников. Последних готовили цеховым способом и в монастырях, где выбривали тонзуру монахам. Эти хирурги зарабатывали очень мало и пользовали в основном бедняков, которым делали кровопускание и маленькие операции, рвали зубы.

Слава о выдающихся достижениях отдельных врачей вызвала появление новой иконографии, главной темой которой были чудесные исцеления, содеянные религиозными персонажами. Так возникает фигура Христа-врача или Христа-аптекаря. Христос, не утративший своей чудесной силы, изображался исцеляющим больных и паралитиков с использованием элементов, свойственных профессиональной медицине, хотя и само его присутствие, конечно, внушало им особое доверие.

Деятельность цирюльников, известных как rasor et monitor (брадобрей и зубодер), была особого рода: это был знахарь (часто — и шарлатан), который одновременно мог и сбрить усы, и постричь волосы, и сделать кровопускание, и вырвать зуб или продать снадобье. В живописи они изображены действующими в городах и деревнях, кричаще одетыми и в сопровождении таких же, как они, шарлатанов, которые убеждают народ в их надежности и компетентности. Этот сюжет оставался практически без изменений на протяжении всей истории искусства, дожив и до наших дней.

В эпоху Возрождения появились первые портреты знаменитых врачей, таких как Парацельс и анатом Андреас Везалий, который первым издал собрание своих анатомических исследований — поясняющих гравюр с соответствующими текстами. В первом случае это был портрет, характерный для эпохи: Парацельс изображен анфас и на фоне пейзажа, в сопровождении всех атрибутов, указывающих на его профессию. А выгравированный портрет Везалия изображает его в процессе деятельности — в анатомическом театре во время вскрытия. Это создало прецедент в истории портретов врачей, отстаивавших важность практического начала в медицинском образовании.

В XVII в. продолжалась традиция комического изображения странствующих врачей и зубодеров — зубных врачей, причиняющих пациенту ужасную боль. На многих таких картинах эти сцены имеют аллегорический смысл или служат предупреждением для доверчивых простаков об истинных намерениях этих персонажей. Выделяются новые фигуры внутри этой же группы, такие как сельский врач — профессионал, который проводил свои губительные консультации в небольшом поселении, обычно среди людей неграмотных. Он нравился людям, которые сравнивали его поведение с кривлянием городских врачей, желавших произвести впечатление, хотя они только и умели, что исследовать мочу. С другой стороны, художники, особенно голландские, изображали уловки элегантных городских врачей, хитривших, чтобы пощупать пульс больных женщин с целью пустить им пыль в глаза, заслужить их расположение и в конце концов получить свою плату.

XVIII в. также может считаться веком анатомов. Анатомия утвердилась как дисциплина в мире, который оставил позади средневековый догматизм и полностью предался исследованию и проверке фактов собственным опытом. Анатомы были настоящими светилами для тех, кто писал их портреты, как в случае с выполненным Рембрандтом ван Рейном портретом профессора Николауса Тульпа в переполненной анатомической аудитории рядом с учениками на картине «Урок анатомии доктора Тульпа». Эта картина, ставшая очень знаменитой, показывает, до какой степени труд этого врача помог тогда повысить престиж медицины.

Многие художники XVIII в. изображают врача как человека просвещенного, выдающегося и уважаемого, который заказывает свои портреты, подобно аристократу. Другие изображают городского врача как плута, способного обчистить простаков, заморочив им голову своими не слишком точными диагнозами. Это следующий шаг после изображения шарлатана, который уже обосновался в городе и мог произнести несколько фраз на латыни. Его одежда была неряшливой, манеры — напыщенными, а советы — бестолковыми и не отличались точностью. Больные же казались пораженными количеством вещей в кабинете, украшенном картинами, книгами, разложенными на столах, и явной уверенностью, с которой вещал предполагаемый специалист.

Большей горечью отличался подход Франсиско Гойи, изобразившего шарлатана настоящим ослом. Здесь читатель вспомнит с сарказмом образ доисторического шамана, переодетого животным, который, однако, наверняка обладает большими знаниями, чем этот врачишка. Выделяется также фигура странствующего лекаря, который продавал как притирания, так и мази для лечения бородавок. Его товары и прежде всего красноречие, сопровождавшее устраиваемое им зрелище, позволяли ему ослеплять публику, покупавшую во множестве его снадобья, пилюли, микстуры и прочие зелья.

В начале XIX в. официальные художники эпохи романтизма изображали врача в идеализированной манере: в сражении на переднем крае, в процессе исследования или преподающим практические навыки своим ученикам. Другие художники с более приватной точки зрения изучали его человеческие качества и изображали врача проявляющим свои способности — выслушивающим больных или ободряющим их при сообщении плохих новостей. Впервые с полной ясностью появляется человеческий образ врача.

Реалистическая живопись означала революцию в манере изображать медиков, и в конце века появляются портреты врачей в момент их профессиональной деятельности, как на портрете доктора Шарко или анатомов Гросса и Энью, изображенных американским художником Томасом Икинсом во время вскрытия в анатомическом театре. Они в повседневной одежде, только в переднике, как Энью, но оба изображены чистыми и опрятными, запачканными только каплями крови в процессе вскрытия.

В живописи XX в. появилась фигура семейного врача (она понемногу заменила образ врача XIX в.) — человека, который может немногое, но глубоко сочувствует больному. Теперь орудиями врача стали рецепты, таблетки или уколы, которых боялись дети и взрослые. Такой врач был одет с крайней тщательностью, обладал прекрасными манерами, и ему не нужно было морочить больных, чтобы давать советы. Люди посещали его по необходимости и по привычке, и их главным стремлением было сохранить здоровье. Хирург изображался в процессе деятельности, в окружении учеников и с самыми новейшими средствами, готовый помочь больному своими знаниями, составленными на основе учебы, практики и интуиции.

«Медицина в искусстве: от античности до наших дней»