Международный неврологический журнал 5(27) 2009

Михаил Павлович Никитин родился 17 октября 1879 года в г. Рыбинске Ярославской губернии в семье мещанина. Его отец — Никитин Павел Андреевич (1855 г.р.) был 1­й гильдии купеческий сын, в 1884 г. избран членом учетного комитета Рыбинского отделения государственного банка. Его мать — Валентина Антоновна Красникова­Никитина (дочь симбирского купца 1­й гильдии) родила 2 детей (сына Михаила и дочь Александру). Она была весьма образованной женщиной для своего времени, усердно занималась воспитанием своих детей.

По окончании курса в Симбирской гимназии в 1897 году (ныне г. Ульяновск, где в 1880­е годы работал отец Владимира Ильича Ленина — педагог­демократ Илья Николаевич Ульянов (1831–1886) в должности руководителя начального образования в Симбирской губернии, инспектором и директором народных училищ и где начинал свое образование молодой Володя Ульянов) Михаил Павлович по конкурсу аттестатов поступил в Императорскую военно­медицинскую академию (сегодня Российская военно­медицинская академия им. С.М. Кирова). Когда он был курсантом 5­го курса, его назначили старостой.

В 1902 году Михаил Павлович окончил Академию с отличием, получив степень лекаря, и по конкурсу был оставлен для усовершенствования при Академии на три года без содержания от казны. Он избрал своей специальностью нервные болезни и обучался на кафедре нервных и душевных болезней, которую возглавлял профессор Владимир Михайлович Бехтерев. Михаил Павлович Никитин активно включился в научные исследования различных аспектов психоневрологии, физиологии и психологии. По истечении 3 лет работы в Академии Михаил Павлович получил возможность поехать на стажировку за границу — в Берлин, в клинику профессора Германа Оппенгейма.

В 1905 году, на фоне триумфа научных исследований И.П. Павлова идеи нервизма, Михаил Павлович Никитин подготовил и защитил диссертацию на тему «О влиянии головного мозга на функцию молочной железы». Цензорами этой диссертации на степень доктора медицины были академик В.М. Бехтерев, профессор И.П. Павлов и приват­доцент В.П. Осипов. В этом же году Михаил Павлович занял должность ассистента кафедры нервных и душевных болезней в Санкт­Петербургском женском медицинском институте (в последующем этот вуз назывался 1­й Ленинградский медицинский институт им. акад. И.П. Павлова, а с 1994 года — Санкт­Петербургский государственный медицинский университет им. акад. И.П. Павлова), которую возглавлял в тот период по совместительству профессор В.М.Бехтерев. Поэтому формирование М.П. Никитина как клинициста и ученого происходило в основном под влиянием его учителя — профессора В.М. Бехтерева. А в дальнейшем во время многочисленных заграничных научных командировок Михаил Павлович имел возможность ознакомиться с работой ведущих клиник и лабораторий Западной Европы: в клинике и лаборатории Бонгефера, а также Леви и Бергмана (в Берлине), в клинике крупного немецкого нейрохирурга и невролога профессора Ферстера (в Бреслау), где познакомился с рядом операций на головном и спинном мозге и с работой серологической и патологоанатомической лаборатории профессора Волленберга (в Бреслау), а также с энцефалитами различной природы; в клинике и лаборатории знаменитого немецкого невролога Германа Оппенгейма (1858–1919) (в Берлине), учебник которого считался лучшим на протяжении ряда десятилетий и переиздавался 7 раз, в 1897 году был выпущен на русском языке; в клинике крупного немецкого терапевта и невролога профессора Штрюмпеля Эрнст Адольфа Густава Готфрида (1853–1925) в Лейпциге, где познакомился с рядом наследуемых дегенеративных заболеваний пирамидной системы (спастическая параплегия Штрюмпеля), а также с энцефалитами различной природы; субокципитальной пункцией в неврологическом отделении профессора Макса Нонне (1861–1959) в Эппендорфе, который с 1919 года вел курс неврологии в Гамбургском университете и был почетным председателем Общества немецких неврологов и редактором крупного журнала «Deutsche Zeitschrift fur Nervenheilkunde»; в лаборатории крупного немецкого нейроморфолога профессора Макса Бильшовского (1869–1940) в Невробиологическом институте Берлинского университета, где освоил импрегнацию серебром нервной ткани (неврофибриллярный метод); в лаборатории немецкого патолога В. Шпильмейера (1879–1935) в Гейдельберге, где освоил специальную методику окраски железным гематоксилином по Гейденгайну с целью выявления очагов демиелинизации в белом веществе головного и спинного мозга.

В 1909 году М.П. Никитин получил звание приват­доцента и начал самостоятельно читать лекции студентам. В течение 10 лет Михаил Павлович заведовал клиникой нервных болезней Петропавловской больницы Санкт­Петербурга.

В 1913 году участвовал в работе ХVII Международного медицинского съезда в Лондоне.

В 1915 году в связи с выходом в отставку профессора В.М. Бехтерева по политическим мотивам (поддержал антиправительственные выступления студенчества) Михаила Павловича Никитина избрали профессором кафедры нервных и душевных болезней. В этом же году кафедру разделили на две самостоятельные. Заведующим кафедрой нервных болезней был избран профессор Никитин Михаил Павлович. Кафедру душевных болезней (психиатрии) возглавил также ученик В.М. Бехтерева — приват­доцент А.Ф. Лазурский. Таким образом, М.П. Никитину принадлежит заслуга организации в трудных условиях того времени первой в Петрограде (в 1913 году по велению императора России Николая II город Санкт­Петербург переименован в Петроград) самостоятельной неврологической кафедры, бессменным руководителем которой он оставался на протяжении более 20 лет, до последних дней своей жизни.

Круг научных интересов Михаила Павловича был весьма широк. Его перу принадлежит более 50 научных трудов по различным отраслям невропатологии, которые опубликованы не только в отечественных, но и в крупных зарубежных неврологических журналах.

Им описаны две нозологические формы системного заболевания головного и спинного мозга: церебелло­пирамидно­интракортикальный склероз и рудиментарная врожденная прогрессирующая офтальмоплегическая миопатия.

Михаил Павлович детально исследовал данные 41­летнего пациента, у которого спустя месяц после перенесенного лихорадочного заболевания исподволь появилась и постепенно усиливалась шаткость походки. Еще через месяц было отмечено ослабление памяти, некоторое расстройство речи и нарушение правильности движений в пальцах рук, особенно правой. Кроме того, зрение стало слабее, чем прежде. Последние дни больной временами испытывал головокружение, сопровождающееся ощущением вращения предметов перед глазами. Через 8 месяцев от начала неврологических симптомов больной скончался. Анализируя неврологический статус, ученый выделил первичное поражение как приводящих, так и отводящих систем мозжечка, пирамидного тракта и отдельных черепных нервов — частью двигательных, частью чувствительных. При сопоставлении анатомических данных с клиническими было видно, что симптомы поражения мозжечковых систем у больного настолько превалировали в картине его заболевания, что поражение пирамидного тракта оставалось почти совершенно замаскированным, если не считать легкой слабости нижних конечностей, появления отсутствовавших вначале глубоких рефлексов на руках и усиления бывших первое время нормальными рефлексов на ногах. Обнаруженные анатомические изменения могут объяснить все наблюдавшиеся у него симптомы, за исключением нарушения (было обнаружено перерождение ряда ассоциационных систем между большими полушариями головного мозга). Михаил Павлович детально проводил дифференциальный диагноз с амиотрофическим боковым склерозом. Общими чертами были: 1) поражение пирамидного пучка, 2) участие в поражении лицевого нерва и 3) поражение мозжечковых систем, из них некоторые, как известно, в отдельных случаях амиотрофического бокового склероза могут принимать участие в процессе, и 4) течение заболевания.

Однако наряду с этими общими чертами в наблюдении профессора М.П. Никитина был выделен целый ряд особенностей, резко отличающих данную патологию от случаев амиотрофического бокового склероза: 1) отсутствие поражения периферических спинномозговых двигательных невронов, а также периферических черепно­мозговых двигательных невронов, за исключением волокон лицевого и отводящего нервов (последний из числа этих нервов при амиотрофическом боковом склерозе, как известно, никогда не поражается) и в связи с отсутствием поражения периферических невронов двигательного пути — отсутствие атрофии мускулатуры; 2) чрезвычайно резкое поражение целого ряда мозжечковых систем, не описанное ни в одном случае амиотрофического бокового склероза, и в соответствии с этим — клиническая картина прогрессирующей атаксии, не свойственная амиотрофическому боковому склерозу; 3) поражение чувствительных нервов — улиткового и преддверного; 4) своеобразное нарушение психики.

Дифференциальная диагностика проводилась и со спастическим псевдосклерозом Jakob, общими признаками с которым являются: 1) поражение пирамидных трактов, 2) изменение психики, 3) эпилептиформные припадки, 4) развитие болезни в среднем возрасте и 5) прогрессирующее течение с летальным исходом по прошествии нескольких месяцев со времени возникновения заболевания.

Однако, несмотря на это сходство, случай М.П. Никитина представляет ряд таких особенностей, которые проводят резкую грань между ними и случаями спастического псевдосклероза, а именно: 1) отсутствие одного из наиболее характерных признаков спастического псевдосклероза — стриарного симптомокомплекса, вместо которого в данном случае была атаксия мозжечкового типа, 2) изменение психики носит характер лишь ослабления интеллекта и не заключает описанных Jakob при спастическом псевдосклерозе черт (корсаковский симптомокомплекс, бред, спутанность сознания, состояние тоски, зрительные и слуховые галлюцинации), 3) отсутствие ремиссий, которые Jakob считает типичными для описанной им формы и 4) наличие резко выраженного перерождения ряда систем как в головном, так и в спинном мозгу вместо относительной сохранности белого вещества, наблюдаемой при спастическом псевдосклерозе.

Михаил Павлович приходит к выводу, что в данном случае речь шла об особой форме системного заболевания с прогрессирующим течением, основными симптомами которого являются: 1) мозжечковый симптомокомплекс, 2) пирамидный симптомокомплекс (который в нашем случае был крайне слабо выражен) и 3) своеобразное нарушение психики. Этим трем группам симптомов соответствуют три важнейших категории анатомических изменений: 1) перерождение ряда мозжечковых систем; 2) перерождение пирамидного тракта и 3) перерождение ряда ассоциационных систем в мозговых полушариях. В связи с этим был предложен термин sclerosis cerebello­pyramido­intercorticalis, который нам кажется подходящим для обозначения данного заболевания.

Ученым описана своеобразная форма врожденной непрогрессирующей миопатии, проявляющейся наружной офтальмоплегией с птозом, легкой слабостью лицевых и бульбарных мышц, языка и умеренной атрофией и слабостью мышц тазового пояса и проксимальных отделов ног. Эта болезнь была отдифференцирована от прогрессивной мышечной дистрофии, синдрома Мебиуса и прогрессивного бульбарного паралича Фацио­Лонде. Вполне возможно, что М.П. Никитиным впервые была описана врожденная миотубулярная миопатия.

Большинство клинических работ М.П. Никитина посвящено описанию отдельных недостаточно изученных симптомокомплексов и болезненных форм, таких как апраксия, тактильная агнозия, таламический синдром, атрофия в области разветвления 1­й ветви тройничного нерва, поражения нервной системы под влиянием удушливых газов, травматическое поражение головного и спинного мозга, истерия в связи с военными действиями, психогенез эпилептических припадков, кликушества, герстмановского синдрома, диагностики опухолей височной доли.

В частности, Михаил Павлович подробно проанализировал пациента с эпилепсией, у которого с 20­летнего возраста были приступы с аурой в виде покалывания в эпигастральной зоне и правом боку. Так длилось около 2 лет, затем к припадкам описанного типа присоединилось одно новое, крайне своеобразное явление. Однажды профессор пения, у которого брал уроки больной, предложил ему для разучивания арию царя Берендея из оперы «Снегурочка» Римского­Корсакова. При исполнении этой арии больной испытал знакомое ему ощущение в области правого подреберья, напоминающее ощущение электрического тока. В дальнейшем каждый раз, когда больной начинал исполнять эту арию, или слышал ее в исполнении другого лица, или даже лишь мысленно представлял себе ее мотив, у него неизменно возникало это ощущение в правом подреберье и развернутый эпилептический припадок. Подобное возникновение эпилептических припадков по типу условного рефлекса под влиянием строго специфических раздражителей Михаилу Павловичу приходилось наблюдать не впервые, и поэтому он не склонен был считать данный случай совершенно исключительным и полагал, что глава о психогенезе эпилептических приступов должна быть дополнена включением в нее данных, касающихся возникновения припадков эпилепсии по типу условного рефлекса.

Говоря о психогенезе эпилепсии, профессор М.П. Ни­китин не разделял высказываемую представителями различных психоаналитических направлений точку зрения, согласно которой психическому фактору в патогенезе эпилепсии принадлежит главная, основная и решающая роль. Основным патогенетическим моментом эпилептического приступа он считал вызванную теми или иными причинами повышенную готовность к эпилептическим судорогам, психическому же фактору уделял место добавочного агента, способного в отдельных случаях реализовать эту повышенную «готовность» к судорогам и приводить в действие весь тот сложный механизм, который лежит в основе эпилептического приступа.

Несколько работ посвящено клиническим особенностям пограничных неврологических и психиатрических заболеваний, в частности вопросам влияния антирабических прививок на течение эпилепсии, травматического невроза, кликушества как проявления истерии и др.

Михаил Павлович несколько раз посещал известные монастыри (в частности, Саровский монастырь Тамбовской губернии) в дни паломничества верующих и специально наблюдал за теми паломниками, которые приходили (или их привозили) с целью исцеления от многих болезней. Он подвергал неврологическому осмотру и детально выяснял анамнез у тех, которые в момент прикосновения к святому месту впадали в истерический припадок с выкрикиванием и персеверацией отдельных слов, коротких фраз.

Явление кликушества — этого крайне своеобразного и в высшей степени интересного заболевания, являвшегося, как известно, печальной привилегией русского крестьянства, лишь сравнительно недавно стало предметом изучения врачами. Вплоть до половины XIX столетия описания этого явления находят себе место лишь в трудах историков, этнографов, юристов и исследователей русского быта, и только в 1850­х годах появляются первые описания кликушества, сделанные врачами. Причины этого, на первый взгляд, странного обстоятельства оказываются вполне понятными, если принять во внимание, что народ не считает кликушество болезнью, такой же, как все прочие, и кликуши обычно не обращаются к врачам. Кроме представления о естественных факторах, которые могли бы стать причинами заболеваний, в народном сознании живет глубокое убеждение в возможности иного происхождения болезней — под влиянием воздействия на человека со стороны существ, живущих в другом мире. Результатом веры в Бога является допущение возможности заболевания вследствие наказания Божия (так смотрит народ на эпидемические болезни) или же вследствие попущения Божия, которым народ объясняет, например, травматические поражения. Результатом веры в нечистую силу является убеждение в возможности и ее воздействия на человека. Но не только сам дьявол и подвластные ему бесы могут причинять людям болезни. По народному воззрению существует много людей, находящихся в сношении с нечистой силой. Эти люди — колдуны — обладают полученной ими от дьявола способностью вызывать у человека самые различные расстройства. Это причинение вреда здоровью человека, или «порча», производится колдунами или по личной злобе, или же по просьбе других за деньги, а иногда так и прямо из любви к искусству. Подобного рода порчей народ и объяснял явления кликушества. Профессор М.П. Никитин на основании детального анализа таких больных пришел к выводу, что кликушество представляет собой заболевание, основу которого составляет истерический невроз. Существование кликушества как народной болезни обусловлено наличием в народе веры в порчу, без которой кликушество было бы немыслимо. С того момента, когда народное сознание вступит в новую фазу своего развития, исключающую возможность распространения суеверий, кликушество прекратит свое существование и отойдет в область предания.

Научное развитие этих идей было выполнено М.П. Никитиным в другой работе под названием «Религиозное чувство, как исцеляющий фактор», в которой привел некоторые данные из литературы и собственные наблюдения в монастырях России в начале ХХ века. Он отмечает, что факты исцеления верующих от различных болезней при посредстве религии известны еще со времени возникновения первых форм религиозного культа. В истории религии Востока находим указания на существование подобного рода фактов, относящихся к весьма ранним эпохам. Чаще всего такие исцеления происходили в храмах, служивших центрами, куда стекались жаждущие исцеления больные. История Египта дает нам довольно подробные описания храмов Сераписа, которые в стране фараонов играли роль таких центров. Мемфисский, а в особенности александрийский serapeum (т.е. храм Сераписа) занимали в этом отношении первое место. В Греции аналогичную роль играли храмы Асклепия, которые и по своему устройству, и по характеру совершавшихся в них священнодействий во многом напоминали египетские святилища, посвященные Серапису. Об афинском asclepion сохранились особенно подробные сведения, и мы в состоянии воспроизвести полную картину тех церемоний, через которые должен был пройти каждый больной, прибывший в храм. Каждый паломник прежде всего возлагал приношения на алтарь бога­исцелителя, затем купался в источнике, протекавшем под сводами святилища. После этого он проводил ночь под портиками храма. Девять дней должен был паломник оставаться возле святилища в ожидании исцеления. В том случае если последнее наступало, исцеленный по обычаю оставлял в храме изображение той части тела, которая испытала на себе действие божественной силы. История средних веков не менее богата описаниями случаев подобного рода исцелений. В конце XIII столетия на могиле Людовика IX Святого, в базилике St.­Denis, такие исцеления происходили массово. Новая эпоха представляет также немало фактов, относящихся к этой категории. Одними из наиболее замечательных являются, бесспорно, те, которые имели место в начале XVIII века на кладбище St. Medard в Париже, на могиле дьякона Франсуа де Пари. А спустя сто лет лурдские исцеления прогремели на весь мир и стали темой романа Э. Золя.

Сам М.П. Никитин видел случаи исцеления верующих в специально посещаемых им монастырях и наблюдал больных истерией с выздоровлениями на несколько лет. Он пришел к выводу о существовании параллелизма между религиозной самовнушаемостью и обычной внушаемостью в гипнозе и в бодрствующем состоянии. Все наблюдаемые им болезненные расстройства, которые проходили полностью или частично под действием религиозного самовнушения, представляют собой ни что иное, как симптомы истерии. Приведенные наблюдения являются еще одним доказательством справедливости того взгляда на исцеления при помощи религии, который установился в науке уже несколько десятилетий. Проходят века, меняются формы культа, но сущность исцелений верой и та обстановка, при которой они происходят, остаются неизменными.

На основании детального анализа одного собственного наблюдения и данных литературы Михаил Павлович положительно утверждал, что периферические параличи лицевого нерва (чаще односторонние, а в редких случаях также и двусторонние) могут наблюдаться в самом раннем периоде сифилиса. Чаще всего такие параличи развиваются спустя 2–3 месяца после появления первичной язвы. Наименьший срок — 2 недели (3­й случай Goldflam), наибольший — 8 месяцев (два случая Burski). В значительном большинстве случаев паралич развивается без всякого заметного внешнего повода, иногда же развитию паралича предшествуют незначительные ревматические влияния. Что касается вопроса о том, какова та роль, которую играет сифилис в подобных случаях, то из­за отсутствия до настоящего времени соответствующих патологоанатомических данных на него приходится отвечать лишь в форме предположений. Можно предполагать, что случаи, подобные выше приведенным, представляют собой простое совпадение. Однако это предположение является весьма маловероятным, потому что в значительном большинстве случаев специфическое лечение оказывает несомненное влияние на подобные параличи. Поэтому более правильной является точка зрения, согласно которой одно­ или двусторонние параличи n.facialis представляют собой одно из проявлений сифилиса.

Ряд работ Михаила Павловича представляют собой исследования анатомического характера: о гистологическом строении gyri cinguli у человека, о ходе волокон задних корешков спинного мозга и об особенностях проводниковых изменений при боковом амиотрофическом склерозе.

Особую группу работ М.П. Никитина представляют те, которые посвящены некоторым вопросам общего характера. Сюда относятся: «Чехов как изобразитель больной души» — доклад на годичном заседании научных собраний врачей Санкт­Петербургской клиники нервных болезней (на целом ряде примеров автор показал, что психиатры могут считать Чехова своим соратником в деле обнажения общественных язв, указал на целый ряд социальных недугов, борьба с которыми составляет задачу общественной психиатрии); «Невропатология, ее прошлое, современное состояние и дальнейшие задачи»; «Вопросы профилактики нервных заболеваний и организация лечебной помощи нервнобольным» — доклад на 1­м Всесоюзном съезде невропатологов и психиатров в Москве в декабре 1927 г.

В начале 30­х годов М.П. Никитин, активно участвуя в Павловских средах, проявлял особый интерес к клинико­патофизиологическому анализу невротических состояний.

Последние 10 лет своей жизни Михаил Павлович занимался преимущественно изучением опухолей головного мозга. В работах по нейроонкологии отражен личный опыт наблюдений развития общемозговых и очаговых симптомов при внутричерепных новообразованиях. Особое внимание было уделено топической диагностике опухолей так называемых немых областей головного мозга (правые лобные и височные доли, область угловой и краевой извилин). Сообщение «К диагностике опухолей лобных долей» вошло в число основных докладов на 2­м Международном неврологическом конгрессе в Лондоне, состоявшемся в августе 1935 года, а последняя работа — «Основные вопросы клиники опухолей головного мозга» была программным докладом на 2­м Всесоюзном съезде невропатологов и психиатров в Москве 27 декабря 1936 года.

Для Михаила Павловича как клинициста, ученого и научного руководителя были характерны обостренная наблюдательность, строгая последовательность и объективность при накоплении и отборе фактов, безупречная логичность умозаключений, независимость и оригинальность мыслей. По свидетельству его сотрудников особо поражала способность Михаила Павловича выделять в сложной совокупности деталей, нередко противоречивых, ведущее звено, должная оценка которого открывала путь к соответствующему действительности выводу. Подчеркивалась осторожность и осмотрительность Михаила Павловича при апробации новых методов исследования (таких как пневмоэнцефалография, пневмомиелография, каротидная ангиография и т.п.) и средств лечения. Как врач он неизменно следовал гуманистическим традициям основоположников отечественной медицины: примат клиники и постоянная забота о том, чтобы диагностическое вмешательство не повлекло за собой ухудшения состояния больного. Вместе с тем все новое в диагностике и лечении заболеваний нервной системы, представляющееся Михаилу Павловичу прогрессивным, встречало в его лице деятельную поддержку.

Выступая в печати и устно с сообщениями о своих заграничных наблюдениях и избирательно внедряя этот опыт с целью усовершенствования научной работы, а также лечебного и педагогического процессов, М.П. Никитин проявлял большую прозорливость. Так, из множества предложенных в 20–30­е годы прошлого века методов исследования он рекомендовал лишь те, которые получили в дальнейшем широкое распространение. Его клиника была в ряду первых в нашей стране, применявших при внутричерепных опухолях пневмоэнцефалографию в щадящей ее форме, субокципитальную пункцию, хронаксиметрию.

Неудовлетворенность возможностями медикаментозной терапии тяжелых прогрессирующих органических заболеваний нервной системы (хронические болевые синдромы, опухоли и опухолевидные процессы, экстрапирамидные двигательные расстройства и др.) побуждала Михаила Павловича к сотрудничеству с нейрохирургами. Тем более что Андрей Львович Поленов также заканчивал Симбирскую гимназию и Императорскую военную академию. А.Л. Поленов привлек М.П. Никитина как консультанта­невролога в первую по времени ее возникновения нейрохирургическую клинику, работавшую на базе Ленинградского травматологического института им. Р.Р. Вредена. На протяжении ряда лет больные с опухолями головного мозга подвергались предварительному обследованию в клинике Михаила Павловича Никитина, а преемственность в диагностическом процессе обеспечивалась систематическим участием Михаила Павловича в повторных клинических разборах уже после перевода этих больных в нейрохирургический стационар. Консультируя в нем, М.П. Никитин проводил и большую педагогическую работу — циклы специальных занятий с нейрохирургами, во многом способствовавших повышению уровня анатомо­физиологических и клинико­неврологических знаний врачей.

Опыт нейрохирургической клиники, которую возглавлявлял профессор А.Л. Поленов, был положен в основу «Краткого курса хирургической невропатологии» (1935) — первого в Советском Союзе руководства такого рода; доля участия Михаила Павловича как соавтора в его составлении весьма велика.

Работая с коллективом нейрохирургов, М.П. Никитин исходил из убеждения, что в процессе обоснования нейроонкологического диагноза не только на начальных этапах, но и после проведения дополнительных исследований за невропатологом должна сохраняться направляющая роль.

В 1924 году по представлению М.П. Никитина было организовано Ленинградское общество невропатологов и психиатров как региональное отделение Всесоюзного общества невропатологов и психиатров, которое он возглавлял много лет. В целях обеспечения более высокого уровня деятельности почти каждое заседание этого научного врачебного общества посвящалось теме, представлявшей наибольший научный или практический интерес (например, проблеме боли, проблеме сна). Для участия в заседаниях общества привлекались и крупнейшие неврологи из других городов, а также видные ученые, работавшие в смежных областях. Так, на заседании Общества под председательством М.П. Никитина состоялось последнее публичное выступление академика И.П. Павлова: был заслушан его обширный доклад по проблеме боли.

В 1927 году по инициативе М.П. Никитина возобновились научные совещания врачей клиники неврологии и Михаил Павлович был постоянным их председателем. Эти ежемесячные научно­практические конференции кафедры привлекали неизменно большую аудиторию, состоявшую в основном из невропатологов разных учреждений Ленинграда и ближайших районов Ленинградской области, и были направлены на повышение квалификации широкого круга врачей.

М.П. Никитин состоял редактором отдела невропатологии «Советского врачебного журнала».

Благодаря таланту клинициста и ученого, огромной эрудиции, прогрессивности взглядов и редкому обаянию М.П. Никитин снискал высокий авторитет среди видных представителей отечественной неврологии, практических врачей и пациентов. Ряд учеников Михаила Павловича заведовали в дальнейшем кафедрами нервных болезней в других городах Советского Союза (профессор Г.Г. Соколянский — в Одессе, Е.Н. Ковалев — в Рязани и др.)

Многогранная деятельность Михаила Павловича Никитина — научная, педагогическая, лечебная и общественно­организационная — оказала значительное влияние на развитие отечественной невропатологии как самостоятельной дисциплины и становление ленинградской нейрохирургической школы. Почти полвека спустя, в 1975 году, в 1­м Ленинградском медицинском институте им. акад. И.П. Павлова впервые было начато преподавание нейрохирургии на обновленной кафедре неврологии и нейрохирургии (заведующий кафедрой — профессор А.А. Скоромец).

22 января 1937 года на 58­м году жизни М.П. Никитин скончался и похоронен в Александро­Невской лавре в Санкт­Петербурге.

Е.П. Красноухова в некрологеписала: «В лице Михаила Павловича советская наука потеряла крупнейшего невропатолога, выдающегося клинициста и исследователя, а слушатели и сотрудники клиники Первого Ленинградского медицинского института имени академика И.П. Павлова — прекрасного преподавателя и талантливого руководителя». С того момента прошло более 72 лет, и современные сотрудники кафедры неврологии и нейрохирургии Санкт­Петербургского государственного медицинского университета им. акад. И.П. Павлова хранят светлую память о нашем предшественнике и глубоко изучают его научное наследие.