Газета «Новости медицины и фармации» Психиатрия (383) 2011 (тематический номер)

Предметом некоторых наук являются не правила, а исключения. Так, например, медицина и уголовное право изучают не биологическую и социальную норму, а исключения из них — болезни и преступления. Эти науки создали свои методы и более-менее четко научились отграничивать предмет своего исследования — отличать исключение от правила. Правило остается вне пределов их компетенции. Для его исследования у них нет методов. Когда же они пытаются исследовать правило, то мыслят по аналогии и применяют методы, созданные для исследования исключения. Таким образом, выходя за пределы своей компетенции, получают однобокий, далекий от истины «научный» результат.

В течение десятилетий усилия судебных психиатров и юристов были направлены на определение понятия «невменяемость». С появлением в УК понятия «вменяемость» его теоретически и практически стали определять по аналогии с невменяемостью.

Согласно ч. 1 ст. 19 УК Украины, вменяемым признается лицо, которое во время совершения преступления могло осознавать свои действия (бездействие) и руководить ими [1, 2].

Комментаторы УК, мысля по аналогии, перенесли критерии невменяемости на вменяемость. Они утверждают, что вменяемость характеризуется двумя критериями — медицинским (биологическим) и юридическим (психологическим). Медицинский критерий вменяемости, по их мнению, определяет здоровое состояние психики лица, а юридический — способность лица осознавать характер своих общественно опасных действий (бездействий) и руководить ими [2] (российские авторы, несмотря на то, что такая норма в УК РФ не предусмотрена, придерживаются аналогичного мнения [4, 6]). Комментаторов украинского УК не смущает то, что перенос критериев невменяемости на вменяемость вынуждает их домысливать медицинский (биологический) критерий в понятии «вменяемость». Трудно сказать, какие слова в ч. 1 ст. 19 УК следует считать указанием на медицинский критерий вменяемости. Но даже если читать между строк и домысливать содержание, то определять «здоровое состояние психики» термином «медицинский» не совсем уместно. Как не уместно юридическим критерием вменяемости определять психологическое состояние лица в момент совершения преступления1.

Проанализируем понятие «вменяемость» с точки зрения его содержания и объема.

Содержанием понятия «вменяемость» являются такие признаки (критерии), как: 1) преступление и 2) способность лица во время совершения преступления осо­знавать свои действия (бездействие) и руководить ими. Нет преступления, преду­смотренного УК, — и нечего вменять в вину. Нет человека, способного осознавать свои действия (бездействие) и руководить ими, — и некому вменять в вину.

Вместе с комментаторами УК мы считаем, что вменяемость характеризуется двумя критериями, но не медицинским (биологическим) и юридическим (психологическим), а юридическим и психологическим. Преступление в понятии «вменяемость» является юридическим критерием, а способность лица во время совершения преступления осознавать свои действия (бездействие) и руководить ими — психологическим критерием.

В объем понятия «вменяемость» входят люди, во-первых, совершившие преступление, а во-вторых, способные во время совершения преступления осознавать свои действия (бездействие) и руководить ими.

На рис. 1 графически изображено содержание понятия «вменяемость».

Юридический критерий вменяемости определяет круг деяний человека, предусмотренных УК Украины. Применение термина «вменяемость» к деяниям, не преду­смотренным в УК, лишено уголовно-правового смысла.

Психологический критерий вменяемости определяет условия, при которых преступник может быть признан вменяемым. Вменяемый преступник осознает свои преступные действия (бездействие) и руководит ими.

Понятие «вменяемость» характеризует психическое состояние преступника во время совершения преступления.

Человека, не знакомого с уголовным правом, приведенные рассуждения удовлетворят. Они соответствуют его бытовым представлениям о преступлении и вменяемости. Но современное уголовное право не мыслит преступление без человека. Субъективное вменение является принципом современного уголовного права.

Элементами состава преступления являются объект и объективная сторона преступления, субъект и субъективная сторона преступления1.

На рис. 2 представлено содержание понятия «вменяемость» с детализацией юридического критерия вменяемости, который включает в себя 4 элемента состава преступления.

Психологический критерий вменяемости характеризует способность лица во время совершения преступления осознавать свои действия (бездействие) и руководить ими. Составной частью юридического критерия вменяемости является субъективная сторона преступления, которая тоже характеризует внутреннюю сторону преступления, т.е. психическую деятельность лица, отражающую отношение его сознания и воли к совершенному им общественно опасному деянию (ООД) и его последствиям [3].

Получается, что критерии вменяемости дублируют друг друга, характеризуя психическую деятельность лица в момент совершения преступления! Оба критерия описывают отношение сознания и воли человека к совершенному им ООД. Только психологический критерий характеризует психическую деятельность человека открыто и легитимно, а в юридическом критерии психическая деятельность присутствует как составная часть, которую никто не замечает, не учитывает и не исследует.

В украинском и российском уголовном праве считается общепризнанным, что вменяемость является предпосылкой вины, уголовной ответственности и наказания [6, 8]. Это теория четырех звеньев, или четырех колец, в которой первое звено является фундаментом, краеугольным камнем для остальных. Достаточно разрушить фундамент — и разваливается все здание преступления, весь его состав. Стоит возникнуть сомнениям во вменяемости обвиняемого (подсудимого), как оценка его преступного поведения смещается из юридической плоскости в медицинскую. Реальность не изменилась, убитого никто не оживил, но юридическая оценка поведения убийцы редуцируется до формальной констатации судом факта, найденного вне суда и не юридическими методами.

Этот подход к уголовной ответственности психически больных правонарушителей доминирует сегодня в уголовном праве и процессе. Согласно ему считается, что психически больной правонарушитель не может быть субъектом преступления и лишен субъективной стороны преступления. Состав его преступления никто не изучает, хотя он состоит из признаков, в каждом из которых отражается личность преступника. Объект и объективная сторона преступления характеризуют преступника косвенно. Субъект и субъективная сторона преступления характеризуют преступника прямо. Но судьям это не интересно. Их научили, что без субъекта преступления нет состава преступления, а с развалом состава преступления подсудимый для них превращается в объект применения принудительных мер медицинского характера, который если и имеет психическую деятельность, то такую, которая изучалась и изучается по медицинской части. Противоправное поведение психически больного, по мнению юристов, нельзя описать и оценить в терминах уголовного права. Психически больной действует без мотива, без цели, без умысла. Его поведение не может быть неосторожным. Оно стихийно, как ураган. В.Н. Кудрявцев пишет, что только поведение вменяемого может быть предметом правового регулирования, иначе право бессильно и потому неэффективно как инструмент социального управления [5]. То есть право отказывается анализировать и регулировать противоправное поведение психически больных, сводя их к уровню животных. Эта примитивная, далекая от объективной реальности точка зрения привита юристам не без помощи судебных психиатров, которые не анализируют и не изучают состав преступления или состав общественно опасного действия невменяемого, потому что понятия не имеют об этих составах. Они изучают и анализируют психически больного так, как это делают врачи. Они определяют общую способность подсудимого осознавать свои действия (бездействия) и руководить ими. Эта общая способность-неспособность не конкретизируется исследованием вины, и уж тем более вина не подтверждается (отрицается) наличием общей способности-неспособности. При отсутствии, по мнению судебных психиатров, общей способности «осознавать и руководить» судебное следствие благополучно заканчивается. Подсудимый направляется на лечение в больницу.

Последовательность, предписанная теорией четырех звеньев, не соответствует последовательности, предписанной здравым смыслом, презумпцией психического здоровья и уголовным процессом. Заключение о вменяемости, а тем более сомнение во вменяемости, следует делать не до исследования ее критериев (юридического и психологического), а после. Нельзя выносить суждение о целом, не исследовав его части. Только после исследования субъективной стороны преступления должно следовать обоснованное результатами этого исследования заключение о вменяемости, ограниченной вменяемости или невменяемости. Здравый смысл говорит о том, что нельзя сделать вывод об отсутствии вины без исследования ее содержания, формы и степени.

В действительности уголовный процесс, где подсудимыми являются психически больные, протекает, как мы уже сказали, в редуцированном виде. Как только у судебно-следственных органов появляются сомнения во вменяемости обвиняемого (подсудимого), они направляют его на судебно-психиатрическую экспертизу, которая при помощи психиатрических, далеко не точных, методов1 решает вопрос о том, мог или не мог обвиняемый (подсудимый) «осознавать и руководить». Если «мог», то уголовный процесс идет своим обычным путем. Если «не мог», то на этом все и заканчивается. Субъективная сторона преступления остается неизученной. А с ней неизученными остаются вина в форме умысла или неосторожности, мотив и цель преступления! Процесс перевода, пере­именования преступников в непреступников (со всеми вытекающими выводами) называется декриминализацией, или медикализацией, преступности. Этот процесс начался в середине XIX века и продолжается сейчас. Мы считаем, что пришло время теоретической и практической смены медицинского взгляда на преступления психически больных на юридический.

Вопрос о причинно-следственных отношениях вменяемости и вины в юридической литературе исследован недостаточно. В судебно-психиатрической литературе этот вопрос не обсуждался и не обсуждается. Возможно, к спору о том, что было раньше — курица или яйцо, придется добавить спор о том, что является предпосылкой чего: вменяемость — вины или вина — вменяемости? Что в уголовном процессе необходимо исследовать раньше — вменяемость или вину? Может быть, это еще один логический парадокс взаимосвязи причины и следствия?

Общепринятую точку зрения мы привели, сославшись на М.И. Бажанова. По нашему мнению, характерный для этой точки зрения редукционизм (сведение сложного к простому) исчерпал свой положительный потенциал. Более точно отражают объективную реальность взгляды Г.В. Назаренко. Он считает, что вина и вменяемость слиты в едином психическом процессе. В этом процессе вменяемость выступает как способность действовать осознанно и волимо, а вина — как актуальное воплощение интеллектуально-волевых потенций субъекта в форме умысла и неосторожности. Вменяемость, по мнению Г.В. Назаренко, не предшествует вине, а проявляется в виновном действии, и без вины субъекта вопрос о его вменяемости теряет уголовно-правовой смысл. Вина и вменяемость реально не могут находиться в отношении «до и после», в реальном бытии они образуют единство, в котором вменяемость проявляется как реализованная способность действовать виновно — осознанно и волимо, а вина — как осознанно-волевое действие, заключающее в себе психическое отношение к содеянному [10].

Во взглядах Г.В. Назаренко мы отметили курсивом то, что «без вины субъекта вопрос о его вменяемости теряет уголовно-правовой смысл», и то, что «вина и вменяемость реально не могут находиться в отношении «до и после».

Это крайне важное в теоретическом и практическом смысле утверждение. Если Назаренко прав, то теория четырех звеньев и построенная в соответствии с ней практика являются несостоятельными. Априорное утверждение о том, что вменяемость является предпосылкой вины (назовем эту модель медицинской), имеет не больше прав на существование, чем утверждение о том, что вина является предпосылкой вменяемости (юридическая модель). Сведение юридического вопроса о вменяемости-невменяемости к диагностике у подсудимого психического расстройства определенной глубины является сведением содержания сложного юридического понятия к простому медицинскому2.

Для обсуждения мы предлагаем считать соотношение вменяемости и вины соотношением общего и частного. Вменяемость — это общая способность человека осознавать уголовные запреты и в соответствии с ними руководить своим поведением, строить свои действия. Теоретически общая способность лица осознавать свои действия (бездействие) и руководить ими (психологический критерий вменяемости) может исследоваться с привлечением специалистов из других областей знаний (психология, педагогика, психиатрия), изучающих психическую деятельность человека. Практически же исследование общей способности, после того как психическое здоровье презюмировано, утратило смысл. Только то, что не укладывается в привычную схему поведения преступника и обнаруживает признаки психического расстройства, нуждается в дополнительном исследовании.

Вина же — это частная способность осознавать конкретное, уже совершенное противоправное действие в форме умысла или неосторожности и частная способность совершать его. Частная способность (юридический критерий вменяемости), выражающаяся в психическом отношении преступника к совершенному им ООД и его последствиям, обязана исследоваться в любом случае, вне зависимости от наличия или отсутствия признаков психического расстройства. Более того, при выявлении судебными психиатрами признаков психического расстройства юристы должны проследить отражение этих признаков в субъективной стороне преступления. Если психическое расстройство, диагностированное судебными психиатрами, не отражается в субъективной стороне преступления, значит, в юридическом, а не в медицинском смысле перед нами — психически здоровый человек. Если же психическое расстройство отразилось в субъективной стороне преступления, то без тщательного исследования вины и ее степени, мотива и цели преступления принятие юридически обоснованного решения о вменяемости, ограниченной вменяемости или невменяемости невозможно. Без исследования субъективной стороны преступления можно принять (и по сей день принимают) медицински обоснованное решение о вменяемости, ограниченной вменяемости или невменяемости. Но разница между юридически и медицински обоснованным решением о вменяемости, ограниченной вменяемости или невменяемости слишком существенна, чтобы не замечать ее второе столетие.

При дедуктивном подходе, от общего к частному, единичному, вменяемость конкретизируется виной. При индуктивном подходе, от единичного к общему, вина (узкая юридическая точка зрения) подтверждается вменяемостью или отрицается невменяемостью (широкая, более понятная обществу юридическая точка зрения, включающая в себя взгляды медиков, психологов, педагогов и т.д.).

Устанавливая вину, суд тем самым конкретизирует вменяемость, наполняет ее юридическим содержанием.

По нашему мнению, психическое состояние преступника должно исследоваться двояко. Общая способность-неспособность осознавать окружающий мир и адекватно функционировать в нем (вменяемость-невменяемость) может уста­нав­ливаться судом с использованием методов, данных других наук (психиатрия, психология и т.д.). Частная способность-неспособность осознавать требования УК и вести себя соответственно им (виновность-невиновность) устанавливается судом на основании юридических методов. При решении вопроса о вменяемости-невменяемости суд обязан сочетать дедуктивный подход с индуктивным. Сравнение полученных данных дает юридическую Истину.

В психиатрии для объективной оценки дефекта и нетрудоспособности создана шкала оценки нетрудоспособности. Она основана на допущении, что дефект и нетрудоспособность должны оцениваться независимо от симптомов заболевания. Создатели ее понимали, что симптомы заболевания мешают врачу объективно оценить дефект и трудоспособность человека, в котором он видит прежде всего больного. У врача глаз «замылен» профессиональными знаниями. Юристам не надо абстрагироваться от симптомов психического заболевания преступника, потому что они не знают их и не замечают. Однако это преимущество юристов, их «незамыленный» взгляд на преступника, при нынешней теории и практике теряется: врачебная точка зрения подменяет собой юридическое исследование психического состояния преступника, делая его излишним. Зачем исследовать субъективную сторону преступления, когда состав преступления уже развален судебными психиатрами? Еще 10 лет назад мы предлагали юристам и судебным психиатрам, по аналогии со шкалой оценки нетрудоспособности, создать шкалу оценки невменяемости, в которой противоправное поведение оценивалось бы независимо от симптомов психического заболевания [11]. Наши предложения не были услышаны.

Раздел 5 нового УК законодательно определяет вину и ее формы. Виной является психическое отношение лица к совершаемому действию или бездействию, предусмотренному УК, и его последствиям, выраженное в форме умысла или не­осторожности (ст. 23 УК). В понятии вины выделяют такие важные элементы, как содержание, сущность, форма и степень [3]. Мы не будем говорить о них. Мы хотим только обратить внимание юристов и психиатров на то, как подробно, как дифференцированно исследуется в уголовном праве субъективная сторона преступления и как поверхностно решают те же самые вопросы психиатры. Мы хотим сказать юристам, что исследование субъективной стороны преступления всех без исключения лиц, нарушивших УК, обогатит уголовное право знаниями, сделает судей, а не судебных психиатров, хозяевами положения и даст психически больным и обществу Правосудие. Состав преступления, совершенного психически больным, должен разрушаться через исследование субъективной стороны преступления, через юридическое доказательство отсутствия вины, а не через отсутствие вменяемости у субъекта преступления, доказанное психиатрическими методами. В первом случае доказательство осуществляется на юридическом поле и юридическими методами. Во втором — смещается на медицинское поле, использует медицинские методы.

Но вернемся к юридическому критерию понятия «вменяемость». Наряду с субъективной стороной преступления составной частью этого критерия является субъект преступления, обязательным признаком которого является… вменяемость.

Получается, что определяемое понятие («вменяемость») включается в определяющее понятие в качестве его части (как часть юридического критерия). На рис. 3 это графически показано. Определение не должно содержать в себе круг [12]. Логическая ошибка, представленная в ч. 1 ст. 19 УК Украины, называется тавтологией.

При каких же условиях понятие «вменяемость» в том виде, в котором оно закреплено в ч. 1 ст. 19 УК, не будет тавтологичным?

Первое. Мы забываем о субъективном вменении и о вине и возвращаемся к объективному вменению. Мы мыслим преступление без человека, как деяние, запрещенное уголовным законом под угрозой наказания.

Второе. Мы исключаем вменяемость из признаков субъекта преступления.

Третье. Мы не убираем тавтологию. Мы смотрим на понятие «вменяемость» глазами врачей и не замечаем ее.

Вернуться в Средневековье нельзя. Хотелось бы думать, что нынешний, третий вариант, который отводит судебным психиатрам роль «судей в белых халатах», а судьям — роль наряженных в мантии статистов, уже устарел. Рассмотрим второй вариант.

В ч. 1 ст. 18 Уголовного кодекса Украины сказано, что субъектом преступления является вменяемое физическое лицо, совершившее преступление в возрасте, с которого может наступать уголовная ответственность. В комментарии к статье говорится, что законодатель установил три обязательных признака субъекта преступления: физическое лицо, вменяемость и возраст. В ч. 2 ст. 18 УК сказано, что кроме трех обязательных признаков могут быть дополнительные или специальные признаки, присущие так называемому специальному субъекту преступления. Без наличия у субъекта этих специальных признаков он не может быть признан субъектом именно этого преступления. Например, субъектом не­оказания помощи больному (ст. 139) может быть только медицинский или фармацевтический работник, а субъектом государственной измены (ст. 111) — только гражданин Украины [1]. Таким образом, ч. 2 ст. 18 УК, расширяя содержание понятия «субъект преступления», сужает его объем.

Согласно закону обратного соотношения между объемом и содержанием понятия, чем шире объем понятия, тем уже его содержание, и наоборот [12]. Мы можем не только уменьшать или увеличивать количество объектов, охватываемых понятием «субъект преступления», путем включения либо исключения тех или иных важных признаков этого понятия, но и делать границы понятия «субъект преступления» более или менее четкими. Ясно, что понятие «субъект преступления» должно иметь четкие границы. При наличии у него нечетких, смазанных границ это понятие не имеет права на существование, так как задачи уголовного судопроизводства не будут выполнены.

Понятия могут быть определенными или неопределенными. Определенное понятие имеет ясное содержание и резкий объем. Ясное содержание у понятия будет тогда, когда мы имеем точный набор существенных признаков воображаемого объекта, а резкий объем — тогда, когда мы можем точно установить границу между объектами, которые это понятие охватывает, и теми объектами, которые не принадлежат к его объему [12].

Например, понятие «субъект преступления» будет определенным, если будет иметь ясное содержание. Чтобы это понятие имело ясное содержание, у него должен быть набор точных, конкретных отличительных признаков. Такие признаки, как физическое лицо, возраст, пол, профессия, являются точными, конкретными, легко констатируемыми. Следовательно, и объем этого понятия будет резким. Мы можем резко провести границу между физическим и юридическим лицом, женщинами и мужчинами, врачами, военнослужащими и т.д.

Неопределенное понятие имеет не­ясное содержание и нерезкий объем. При неясном содержании нельзя точно указать на важные отличительные признаки того объекта, который это понятие выражает. Неясное содержание влечет за собой нерезкий объем, поскольку трудно будет отличить объекты, входящие в объем понятия, от объектов, не входящих в него [12].

Например, понятие «субъект преступления» станет неопределенным, если в состав его признаков наряду с физическим лицом и возрастом включить признак «вменяемость». Содержание понятия «субъект преступления» сразу становится неясным, так как указать признаки вменяемого человека не легче, чем признаки хорошего человека. В мире нет научных методов, при помощи которых можно было бы точно провести границу между вменяемыми и ограниченно вменяемыми преступниками. Это понятие и появилось-то в УК Украины только в 2001 году (в УК Российской Федерации его по сей день нет). Включение в содержание понятия «субъект преступления» признака «вменяемость» размывает его объем, делает его нерезким. Чем меньше трудноопределимых, абстрактных признаков мы включим в содержание понятия «субъект преступления», тем резче, определеннее будет его объем, и наоборот. Можно, например, включить в состав признаков субъекта преступления наряду с вменяемостью еще и признак «врожденный или приобретенный преступный характер». Тогда объем понятия «субъект преступления» станет еще размытее нынешнего, а попытка уменьшить его размытость путем назначения судебно-психологической экспертизы приведет к созданию новых рабочих мест для психологов и «плодотворной» череде «ученых открытий» и диссертаций. Вряд ли стоит доказывать, что в данном случае законодатель должен заботиться не о создании дополнительных рабочих мест для психологов, а о том, чтобы понятие «субъект преступления» было максимально определенным. Его содержание не должно состоять из смеси определенных и неопределенных разнородных признаков, отличающихся друг от друга модусом общности и степенью сложности для констатации.

Нынешняя теория уголовного права считает обязательные признаки субъекта преступления однородными и одинаковыми.

Разнородность признаков, определяющих субъект преступления, не имеет практического значения у взрослых заведомо психически здоровых преступников. Отличить физическое лицо от юридического несложно. Возраст физического лица подтверждается соответствующим документом, а психическая норма, как правило, презумированная ст. 3 ЗУПП, в доказательствах не нуждается.

При наличии сомнений в возрасте или вменяемости лица мышление по аналогии требует к «аналогичным» понятиям — «возраст» и «вменяемость» — применять аналогичные теоретические и практические подходы. Ст. 76 УПК Украины требует в случаях, когда появляются сомнения во вменяемости подозреваемого или обвиняемого или когда нет документов, подтверждающих его возраст, обязательного назначения экспертизы. Если бы судебно-следственным органам не было удобно обращаться с возрастом и вменяемостью как с аналогичными, однородными признаками, то они бы давно заметили их разнородность и внесли соответствующие изменения в уголовный процесс.

Оба понятия вменяемости (и в ч. 1 ст. 18 УК, и в ч. 1 ст. 19 УК) должны быть идентичными по объему и содержанию. Они должны быть одним и тем же понятием, потому что выполнение задач уголовного судопроизводства осложнится при употреб­лении в УК омонимов.

Исключение понятия «вменяемость» из обязательных признаков субъекта преступления приведет к тому, что содержание понятия «субъект преступления» ­сузится, объем его увеличится, а его границы обретут четкость.

В ч. 1 ст. 18 Уголовного кодекса Украины будет сказано, что субъектом преступления является физическое лицо, совершившее преступление в возрасте, с которого может наступать уголовная ответственность.

Таким образом, любой человек, вменяемый или невменяемый, по достижении определенного в законе возраста будет субъектом преступления.

Какие изменения в уголовном праве и процессе последуют за этим шагом?

Теория четырех колец, а с нею — и экспансия судебных психиатров в область права, подойдет к концу. Течение уголовного процесса при появлении в нем психически больного обвиняемого (подсудимого) не будет сворачивать на медицинское поле для решения вопроса о вменяемости (невменяемости), а будет идти общим для всех граждан юридическим путем (это будет реальным шагом в деле дестигматизации психически больных).

Приведет ли расширение объема понятия «субъект преступления» к переполнению тюрем психически больными людьми?

Нет. Во-первых, судебно-психиатрическую экспертизу никто не отменял и не отменяет. Все, что она давала положительного суду и следствию, она и будет давать. Просто психиатры из «судей в белых халатах» вновь превратятся во врачей, которые будут заботиться прежде всего о здоровье пациента, как того требует от них Женевская декларация [13], а не тщиться «содействовать справедливости при отправлении правосудия» [14]. Во-вторых, детальное исследование судебно-следственными органами субъективной стороны преступления психически больного, которая никогда до этого не исследовалась, приведет к научным открытиям, которые сейчас трудно предвидеть. Никто из юристов не исследовал содержание, сущность, форму и степень вины психически больных, мотивы и цели совершаемых ими преступлений. Именно на этом пути, с нашей точки зрения, лежат реальные юридические (а не психиатрические или психологические) отличия вменяемых от ограниченно вменяемых и невменяемых. О том, что судебные психиатры не справились и вряд ли справятся с задачей разделения правонарушителей на три группы, поставленной в новом УК Украины, мы уже писали ранее [15].

Если же мы не исключим понятие «вменяемость» из признаков субъекта преступления, то нам останется третий, ныне существующий вариант. В этом медицинском варианте игнорируется тавтология понятия «вменяемость» (психиатры ее не улавливают), а само оно мыслится как предпосылка вины, уголовной ответственности и наказания.

Этот медицинский (нозоцентрический) взгляд на вменяемость из окна невменяемости при переходе к понятию «невменяемость» теряет указанные выше логические ошибки, так как состав преступления (а с ним и ошибки) разваливается, превращаясь в состав общественно опасного действия невменяемого. Состав, который за истекший век никто никогда не изучал, не изучает и вряд ли будет изучать.