Газета «Новости медицины и фармации» 19 (391) 2011

Образ и особый свет души и сердца интеллектуальной одаренности и жизненного выбора выдающегося хирурга Валентина Феликсовича Войно-Ясенецкого (архиепископа Луки) уже не одно десятилетие привлекает мысли и возбуждает порывы многих стать лучше и чище. Один из ревнителей православия, удостоенный в новейшее время за свою святую жизнь сана святого, врач огромного дарования и удивительных, нередко непостижимых хирургических возможностей, он прошел свою труднейшую дорогу с великим христианским достоинством и смирением. И постепенно, далеко не сразу, источник воссиял.

Имя этой уникальной фигуры в летописи XX века стало символом нерушимой совестливости, основанной прежде всего на несомненном Божьем призвании. Если вдуматься, грандиозный биографический портрет Святителя можно рассматривать как нравственное поучение свыше — каким может и должен быть человек. Закономерно, что возникло два потока исследований, ему посвященных, — чисто литературный, начиная от сенсационной книги М. Поповского, появившейся вначале за рубежом, а затем и в журнале «Октябрь», а с другой стороны, в виде публикаций работ самого архиепископа и врача, в формате глубоких проповедей, записи автобиографии, уникального обобщения размышлений о взаимоотношениях науки и веры «Дух, душа и тело». Настойчивое просвещенное внимание к углублению этой живо­творной реки уделяется в Крымской епархии.

Как бы продолжая эти линии и инвективы времени, книга профессора О.Е. Боброва «У каждого своя Голгофа» представляет собой фактически новое прочтение, казалось бы, известных страниц. Фундаментальное отличие небольшой по листажному объему, но воистину объемной по историческому простору работы от иных, в принципе положительных аналогов, — ее абсолютная правдивость. Причем, очевидно, такой телескоп объективности отражен не только на полосу мучений и притеснений, обрушившихся на Валентина Феликсовича как на представителя не покорившейся «вепрю», т.е. репрессивным органам. части отечественного духовенства, но и на факты равнодушия, зависти, трусости, доносов его коллег, практически во все моменты врачебной судьбы гонимого светоча медицины. В большой мере такая «моральная глухота», скрытый и открытый эгоцентризм, синдром нравственного рабства характерны в данной профессиональной среде и для нашего времени. И книга, о которой идет речь, и в этом плане тревожна и поучительна.

Разумеется, О.Е. Бобров свободно движется по этим пространствам жизненных испытаний и вызовов, отрицаний и обретений своего героя в первую голову в силу своей профессии хирурга и, вместе с тем, литературного опыта — и как хирург высокого уровня, и как медицинский писатель, перу которого принадлежат такие монографии, как «Очерки хирургии острого перитонита», «Релапаротомия», «Рак поджелудочной железы и периампулярной зоны» и наряду с этим вызвавшие большой общественный резонанс публицистические труды «Медицина (нравы, судьбы, бесправие)», «Нехирургические мысли». Так и возникло его самобытное прочтение мятежной, тяжкой и светлой судьбы В.Ф. Войно-Ясенецкого.

Бесстрастные факты… В интеграле тяжкого восхождения хирурга-борца за веру, в контурах архитектоники повествования, выстроенной О.Е. Бобровым, они предстают страстными. При каждом аресте и заключении Валентина Феликсовича все было рассчитано на его физическую смерть: тюремщики были не просто безжалостны к нему, к его недугам вследствие мучений, гипоксии, непосильных нагрузок, но в «попе» видели врага и, конечно же, не желали видеть выдающегося врача. Нелепейшие обвинения — участие в контр­революционном заговоре уральского казачества и одновременно шпионаж в пользу Японии — сочетались с бесстыдной клеветой в печати, конечно же, прислуживавшей властям. Ссылки в самые гибельные места, допросы, умопомрачительные по нелепости обвинения, «конвейер» бессонницы при смене следователей — обо всем в некоторых подробностях упоминает и сам Войно-Ясенецкий в известном биографическом труде под горестным названием «Я полюбил страдание…». И вместе с тем книга О.Е. Боброва как бы более полно, а значит еще более пронзительно, показывает эту неведомую Голгофу. Господь, однако, всякий раз протягивал Валентину Феликсовичу спасительную руку, и в том, что ему было суждено свершить медицинские подвиги, равно с подвигами веры, проявилась воля Всевышнего…

Два великих призвания, которыми был отмечен профессор Войно-Ясенецкий, однако, не составили ладной гармонии. На обоих он ощущал препятствия. Не раз талантливому врачу казалось, что медицина, а тем более экспериментальные занятия в ней, за­тмевают его путь священника. Известно, что Валентин Феликсович по крайней мере несколько раз напрямую слышал голос Бога, о чем сказано в его мемуарах. Но характерны и глубоко символичны в этом плане слова с небес, приводимые О.Е. Бобровым, — «В этом не кайся». Господь благословлял врачебные деяния В. Войно-Ясенецкого, его хирургическое мастерство при огромных его знаниях, и как раз поэтому он был так успешен. И наоборот, отступления от веры приводили к хирургическим неудачам и даже собственным заболеваниям, включая лихорадку Папатачи с поражением сетчатки. Но провидению было угодно, чтобы Валентин Феликсович в результате письменного заключения коллег, что он может работать в ссылке только врачом (и это была их единственная (!!!) помощь славному подвижнику медицины),  выстоял до июля сорок первого, когда он вдруг стал вновь востребованным как выдающийся врач. А Сталинская премия за хирургические труды пусть косвенно, но способствовала его проповеднической деятельности.

Касаясь взаимоотношений Луки в церковном мире, Олег Бобров справедливо отмечает: и здесь не так мало поступков, свойственных мирской атмосфере. Было и соперничество с ним, и неприятие его принципиальности как местоблюстителя в отношении к нерадивым священникам, и противостояние в пастырском продвижении. Но все эти картины не идут в сравнение с интриганством, страхом потерять клиентуру на фоне дарования и бескорыстия В. Войно-Ясенецкого, прямыми наветами в его адрес, проявлявшимися во врачебной среде. Показания М. Слонима, М. Трофимовской, иных медиков в отношении обвиняемого были лживыми и крайне неблагоприятными для него. Наверное, их понуждали к этому, но находясь в таком же положении, В.Ф. Войно-Ясенецкий был тверд и никого не предал. Его буквально травили, используя и прецедент с «катаплазмой», которой увлекся хирург в Архангельске. Беспощадные, однако, искусно построенные клеветнические обвинения со стороны маститых коллег, впрочем, и журналист Эль-Регистан, в будущем соавтор советского гимна, приложил тут руку, обрушились на него и в Средней Азии, когда была использована его абсолютно честная записка о причинах самоубийства профессора Михайловского. Только удачная операция, спасшая партийного функционера Горбунова и продемонстрировавшая истинный уровень В.Ф. Войно-Ясенецкого, временно изменила положение. Характерно что и новаторская, исключительно значимая книга «Очерки гнойной хирургии» при первом издании просто не получила откликов — ведь Войно-Ясенецкий был неугоден.

Врачебная среда, убежден профессор О.Е. Бобров, не излечилась от двоедушия, инстинкта боязни начальства, интриганства и карьеризма.

О талантливой в чисто литературном смысле книге Олега Боброва можно сказать, что это «легенда без легенд». Ибо перед читателем прежде всего документальное полотно, выполненное вместе с тем публицистом и историком, с точным оперированием фактами. Именно поэтому правда книги превосходит любой вымысел. Завершая книгу всего в 90 страниц небольшого формата, автор приводит Акафист в честь и память Святителя, воспринимаемый как молитвенное сопровождение необычной работы. В таком построении книга, полное название которой «У каждого своя Голгофа. Очерк о трех ссылках. Крестный ход профессора-хирурга В.Ф. Войно-Ясенецкого (архиепископа Луки) среди властей, органов, раскольников и коллег-иуд», думается, может служить и вариантом волнующего катехизиса нравственной безупречности, к которому хочется вновь и вновь обращаться. Если расширить эту характеристику книги, правомерно сказать, что энциклопедия поучительных изысканий, воссоздающих путь и явление В. Войно-Ясенецкого (а это и его проповеди, научные и богословские труды, и публикации в журналах, и ряд замечательных изданий В.А. Лисичкина), обогатилась ценным и оригинальным сводом.

Ю.Г. Виленский