Журнал «Вестник Ассоциации психиатров Украины» (01) 2012

Девиантное поведение у подростков в нынешних социально-экономических условиях является актуальной проблемой. Отсутствие точной информации, когда и при каких обстоятельствах оно начинает формироваться, ставит вопрос о его изучении. Мы можем предположить, что в генезисе развития имеют место «скрытые» или латентные фазы его развития. На практике видим только лишь проявления поведенческих реакций.

Психологическая служба Киевского следственного изолятора поставила перед собой задачу изучить жизненный сценарий подростков, совершивших правонарушения; выявить и проанализировать в каждом отдельном случае причины, приведшие к противоправным действиям. В данной публикации мы попытались выявить возможные «симптомы» в формировании девиантных форм поведения.

Общаясь с подростками-правонарушителями, мы обратили внимание на интересный факт, а именно количество подростков из неблагополучных и благополучных семей было приблизительно равным. Наше исследование включало сбор анамнеза с использованием проективного рисунка. Далее в статье будет приведен анализ основных, на наш взгляд, событий из жизни каждого подростка, с оценкой их через призму формирования патологических форм поведения.

Дима, 17 лет. «В 4 года у меня умер папа, а мама через недолгое время стала постоянно куда-то уходить, оставляя меня с бабушкой. Летом перед первым классом мама сказала, что она выходит замуж, но ее муж не любит детей, и я по этой причине буду жить с бабушкой, а она по возможности будет приходить в гости. Бабушка фанатично любила меня, я занимался музыкой, спортом, перед школой она научила меня читать, писать. Бабушка стала моим ангелом-хранителем, я был любимчиком всех учителей в школе (отличник), тренер и учитель музыки на меня возлагали большие надежды. А я это делал, чтобы мама вернулась. Я тосковал за ней и ждал тех двух дней в году, когда она приходила, — это Новый год и день рожденья. Из года в год я старался быть лучше и лучше, в таком ключе прошли годы младшей школы. Приблизительно в конце пятого класса я понял, что чуда не произойдет. Она (мать) отказалась от меня в пользу него (отчима), а ведь я его никогда не видел. Неужели я не заслужил уважения, любви и заботы в свой адрес. Такие мысли начинали меня все чаще и чаще мучить. Иногда душевная боль была таких размеров, что мне хотелось, чтобы она (мать) умерла, тогда я бы смог ходить к ней на могилу, как к папе. Это легче, ведь он (отец) меня не предал. Он умер. Его жизнь забрала злая случайность. На кладбище я прихожу и рассказываю ему все, а он меня слушает. А она (мать) жива, и то, что я ей не нужен, вызывает сильную душевную боль, гнев, и даже бабушкина фанатичная любовь не могла меня исцелить. Приблизительно к середине седьмого класса я познакомился с ребятами. С одной стороны, я, отличник, а с другой — они, моя противоположность. В этой негативной компании я попробовал алкоголь, и чудо случилось, душевная боль сменилась на радость, веселье, а значит, и месту моим страданиям не было. Новые друзья научили меня курить, употреблять алкоголь, курить травку. Ввиду всего этого я бросил школу, занятия спортом, музыку, и пошло-поехало. Наркотики и алкоголь требовали много денег, за компанию пошел на воровство. Первый раз было страшно, ну а потом каждый следующий раз давался психологически легче. Потом воровство стало для меня нормой жизни, и, по правде говоря, я не раскаиваюсь».

Исповедь Димы позволяет определить четкую картину приобретенных психологических травм, которые явились пусковым механизмом формирования девиантного поведения.

В четыре года умер отец. Это событие явилось одной из причин формирования стрессового и постстрессового состояния. Стоит обратить внимание, что мальчик не получал никакой квалифицированной психологической помощи ввиду того, что в 6 лет становится «сиротой», т.к. мать уходит из семьи к другому человеку. Данное событие приводит к формированию чувства отстраненности, ненужности. Уже на этом этапе мы можем предположить внутриличностные механизмы формирования девиантности.

Семья, самые близкие люди своими действиями спровоцировали появление психологических факторов, которые в свою очередь запустили развитие девиантного поведения Димы.

Валентин, 16 лет. «Мама с отцом разошлись, когда мне было года полтора, я его совсем не помню. Воспоминания о детском саде плохие, я его ненавидел, утром плакал, просился остаться дома. Помню фрагмент, когда вышел из группы, чтобы незаметно уйти, и заблудился в коридорах сада, испугался и начал плакать. Второй отрывок — летом нам наливали бассейн, и я там чуть не утонул. Друзей у меня не было, воспитательницу очень не любил, постоянно делал ей что-то плохое, потому что она во время моих выходок грозилась выгнать меня из детского сада, но так и не выгнала, одним словом — был вынужден терпеть. В школе, в первые месяцы учебы в первом классе, я тоже изводил учительницу, но потом все прошло само собой, у меня появились друзья Коля и Денис. Мы хорошо учились, вместе уходили домой, учили уроки, играли, в тот период все было стабильно позитивно. Но в четвертом классе у Дениса обнаружили рак, он стал много времени проводить в больнице. Я почти каждый день ходил к нему, приносил домашнее задание, уходя от него, мне становилось с каждым днем все хуже, мой лучший друг болен, а я ничего не могу сделать. С одной стороны, мама со своими правилами, нормами оценок и поведения, с другой — лучший друг, который медленно умирал (это я понимаю сейчас), и я стал меняться, мне постоянно хотелось куда-то долго бежать и не останавливаться. В пятом классе однажды это желание взяло верх, и я впервые убежал из дому. Бегал, конечно, недолго, два дня. Милиция поймала, но это были два дня свободы, покоя, счастья. Я стал другим, портились отношения с мамой. Вскоре мой друг Денис умер, сначала я провалился на какое-то время, потом начались приступы агрессии, гнева, противостояние с мамой и учителями. Учителя не выдержали, и меня выгнали со школы, из второй школы меня тоже выгнали через полгода, в третьей меня терпели, сцепив зубы, из-за мамы. Я хронически дрался из-за малейшей мелочи, только драки успокаивали меня. Мама бесила меня, она требовала, просила остепениться, постоянно говорила про образование, что я позорю ее. После первого опыта бегства из дому меня манило убегать снова и снова, и я не сопротивлялся этому, я брал деньги и убегал, и пока меня искала мама с милицией, я наслаждался жизнью, а потом додумался в теплое время путешествовать при помощи попуток, поездов. Деньги быстро заканчивались в длительных путешествиях, я знакомился с детьми-бродяжками, они надоумили и научили меня, как нужно воровать. Теперь были деньги на быстрое передвижение с одного места на другое. Милиция меня ловила, а я опять убегал. Когда поймали в очередной раз, мама не стала меня забирать, а оставила там, я просил меня отпустить, но мне было категорически отказано. Я был в гневе, задыхался как зверь в клетке, а потом разбил лампочку и перерезал себе вены, но меня спасли. Мама забрала меня, но я убежал через несколько дней. Этим я показал, что им меня не сломать и не заставить плясать под их дудку».

В данной ситуации четко прослеживается череда событий.

Во-первых, развод родителей. Можно предположить, что родители во время развода, особенно мать, вели себя эмоционально, что теоретически привело к хронической тревожности.

Во-вторых, Валентин в состоянии тревожности, нервозности (заложник родительских отношений) насильно отводится в детский сад, где к имеющимся проблемам присоединяется чувство брошенности, неумение быстро приспособиться в новых условиях (в его возрасте это невозможно).

Третье — болезнь и смерть друга.

И в этом случае семья спровоцировала формирование предпосылок девиантного поведения. Родители семейные конфликты поставили на первый план, не задумываясь о психическом здоровье сына. Маме нужно было зарабатывать деньги, ввиду чего мальчика поместили в детский сад, что для ребенка 1,6 года является еще одной стрессовой ситуацией. Вызывает удивление факт, почему, видя переживания сына, мать не обратилась за квалифицированной психологической помощью. Сын принял детский сад первым предательством матери, когда умер друг, мать предала во второй раз, проигнорировав страдания. Заметим важную деталь — реакцией фрустрации он выбрал бегство, а не алкоголь или наркотики. Желание «убегать» стало для него нормой. Можно предположить некоторое объяснение своим действиям: «ты убегала от меня, а теперь я буду бегать от тебя, помучайся так, как мучился я».

Виталик, 16 лет. «Я в детский сад не ходил, до школы был с мамой, папа хорошо зарабатывал, жили в достатке, маме не нужно было работать. До школы я был маминым и папиным любимым мальчиком, которого обожали, баловали, я был счастливым ребенком. Первого сентября я пошел в первый класс. Мне было страшно, и я боялся остаться без мамы. Мне никогда не приходилось быть без мамы или без папы, но родители мне сказали, что там очень хорошая учительница. После линейки мы пошли в класс, там начался первый мой урок. Мне было очень плохо без мамы, я начал вертеться, рассматривать учебный класс, и тут подошла учительница и ударила меня указкой по руке. Указка сломалась об мою руку, боль была очень сильной, а одноклассники смеялись. Я не смирился с такой обидой, меня родители не били. После этого случая в моем сердце родилось чувство ненависти. В школу шел как на каторгу. В классе по учебе я был в пятерке отличников. Прошла начальная школа, и с ненавистной учительницей я попрощался. В пятом классе мне понравилось, учеба давалась легко, меня окружали друзья. В мае родители поставили перед фактом, что отец уходит в другую семью. Это событие мне помогли пережить друзья. В середине шестого класса я хуже стал учиться. Учителя меня не понимали, да я и сам не особо осознавал причину. В седьмом классе я стал прогуливать уроки и получал от этого удовольствие. Вскоре познакомился с ребятами, они научили меня курить, пить алкоголь, одним словом — было очень весело. Отец вернулся в семью, и они с мамой стали ругать меня. Пытались вернуть меня в старое русло, но я не хотел. Пьянки, прогулы школы, приводы в милицию, драки, разбои. Даже суд меня не остановил, а наоборот, усилил мое желание жить по антисоциальным законам».

Первая травма. Мальчик воспитан в семье с хорошим материальным достатком. Рос благополучно. Детский сад не посещал. На сегодня установлено, что адаптация к социуму таких детей протекает намного сложнее и дольше. Они должны научиться общаться с ровесниками, постоять за себя при конфликте, долго сидеть и выполнять команды учителя.

Вторая травма. Физическое и публичное наказание ребенка учительницей. Почему не пожаловался родителям — и сам не знает, но ненависть к ней живет и сегодня.

Третья. Уход отца из семьи. Ребенок на всех этапах своего развития нуждается в маме и папе, разлука с одним из них — очень большая травма для ребенка. Не будем забывать об эмоциях и поведении матери в этот период.

Конфликт с учительницей привел к психоэмоциональному стрессу, травме, а любовь обоих родителей не давала развиваться девиантному поведению. Уход отца из семьи в определенной степени усугубил стрессовую ситуацию.

Костя, 17 лет. «Я любил ходить в детский сад. Меня боялись, я всех бил, воспитательницы не знали, что делать. Пошел в школу, там дрался, уроки срывал, учительницу мог послать при всех. Мне дома за это ничего не было, когда мама пыталась меня ругать, то на защиту становился дед. Он — моя гордость и лучший друг, уважаемый человек среди воров и уличных бандитов. Он 36 лет просидел по тюрьмам за воровство и убийство. Я веду себя так, чтобы мною гордился мой дедушка».

У этого подростка, с нашей точки зрения, уже имеет место девиантное поведение, но, с другой стороны, ценностные нормы поведения привиты в семье, в которой культивируется ценность тюремной субкультуры.

Примеры жизненных сценариев подростков, приведенные в статье, разные. Из вышесказанного возникает дилемма, где, с одной стороны, формы девиантного поведения начинают формироваться в семье, исповедующей антисоциальные ценности (алкоголь, наркотики, уважение тюремной субкультуры), а с другой — это следствие цепочки психоэмоциональных травм, полученных ребенком в достаточно благополучной семье, исповедующей социально принятые нормы.

Анализ жизненных сценариев, которые рассказали подопечные, позволяет говорить о том, что формирование девиантного поведения — следствие психотравмирующих ситуаций на протяжении длительного времени. По нашим подсчетам, длительность этого периода может составлять от 4 до 8 лет.

Период формирования девиантного поведения можно представить в виде сменяющихся фаз развития:

1. Первая психологическая травма в жизни ребенка. Переживание психотравмирующих обстоятельств усугубляет алекситимия, что характерно для детского и подросткового возраста.

Эмоциональная отстраненность.

Двигательная активность (активность, не характерная для обычного поведения ребенка).

Компенсация. Дети фанатично увле­каются телевизором, компьютером, учебой, спортом и т.д.

Таким образом, оценка невозможности решить последствия психоэмоциональной травмы формирует чувство безысходности. Длительное состояние фрустрации, переживаемое ребенком, приводит к некоторому вытеснению проблемы, переводя ее во внутриличностный конфликт. Именно на этом этапе нужна квалифицированная помощь психолога.

2. Вторая психологическая травма. Переживание психоэмоциональной травмы намного ярче, т.к. к переживаниям второй травмы плюсуется первая, но, находясь в подсознании, она дает усиление тревожности, истеричности, но причина скрыта. Это состояние формирует ряд переживаний: «загнанность в клетку»; неадекватное эмоциональное реагирование или эмоциональная отстраненность; отрицание; алкоголь, наркотики; проекция; регрессия.

Причем фазы алкоголь — наркотик, проекция и регрессия на данном этапе суммируются, как бы «напластываясь» друг на друга, а не переходят от одной к другой, как это было в других фазах.

Все вышесказанное ставит остро проблему психосоциальной профилактики развития у подростков девиантных форм поведения. Безусловно, результаты наблюдений и выводы, полученные в этом исследовании, носят дискуссионный характер и требуют дальнейших экспериментально-психологических исследований.