Газета «Новости медицины и фармации» 3 (444) 2013

В давние студенческие годы молодой художник Михаил Туровский (в настоящее время — академик живописи, известный украинско­американский художник) подарил мне рисунок к поэме Блока «Двенадцать» — «Снег кружит, лихач кричит». С тех пор минул не один десяток лет, много изменений случилось в жизни, но постоянен рисунок на стене с теплой дарственной надписью. Стихи Блока часто читал отец, рассказывал о нем с трепетом и нежностью, общался, учась в институте истории искусств в Ленинграде в конце 20­х годов XX века, с современниками­поэтами.

Блока называют лучшим поэтом послепушкинской поры. Еще при жизни он считался непревзойденным, его издавали, знали, любили. Этим в определенной мере объясняется пристальный интерес ко всему, что связано с именем поэта.

Цель работы — взглянуть на Александра Блока глазами врача, пролить ясность на картину его болезни, возможности лечения и предотвращения трагического финала, учитывая состояние медицинской науки первой четверти XX века. Лишить последние месяцы жизни поэта ненужной таинственности, вымыслов и спекуляций. Много легенд ходило при жизни поэта, не оставили они его и после смерти. Очень грустно, что свою лепту иногда вносили и врачи. Так, в 1928 году, через 7 лет после смерти Блока, в «Клиническом архиве гениальности и одаренности» опубликована статья Я.В. Минца, касающаяся нервно­психологического статуса поэта. Он писал о Блоке как о диспластике гипогенитального типа. (Диспластик — бесформенное, неправильное, непропорциональное строение тела, а гипогенитализм — недостаточность в половой сфере при недоразвитии вторичных половых признаков.) Это определение не выдерживает критики. В воспоминаниях и на фотографиях мы видим высокого, гармонично сложенного человека, обладающего развитой мускулатурой и склонного к физическому труду. Что касается половой сферы, то о ней некорректно судить по взаимоотношениям с женой, что объяснялось не физическими проблемами. Известно также, что незадолго до смерти Блок стал отцом. Следовательно, подобные изыскания представляются несостоятельными, а их публикация вызывает сожаление. Много было и других непроверенных слухов в разных русских и зарубежных изданиях (Владимир Гаврилов, 2005).

Все это явилось дополнительным стимулом для изучения истории болезни Александра Блока. Для более полной медицинской характеристики, с нашей точки зрения, недостаточно лишь истории последней болезни Блока, а следует вернуться к началу, ко всему тому, что неизменно отражается на медицинской карте любого человека. Сам поэт много думал о своей наследственности, описывая себя «черным рабом проклятой крови» (Ольга Матич, 2006).

Александр Блок родился от второй беременности (первый — мертворожденный) у молодых родителей. Беременность осложнялась тяжелыми конфликтами, бушевавшими в семье. При несомненной взаимной любви несходство характеров, холодный деспотизм мужа разрушали едва начавшуюся семейную жизнь.

Принимая во внимание многочисленные неоспоримые факты взаимовлияния матери и плода, не подлежит сомнению, что некоторые элементы личности Блока были заложены в пренатальный (до рождения) период.

Александр Блок родился 28 ноября (16 ноября по старому стилю) 1880 года в Петербурге в доме родителей матери Бекетовых. Отец поэта Александр Львович, обладая незаурядным умом и интеллектом, отличался замкнутым нравом, был довольно угрюмым, малообщительным, деспотичным и даже жестоким человеком. По­видимому, во многом из­за этого оба его брака после непродолжительного времени распались. Не случайно, вероятно, психологические особенности Александра Львовича заинтересовали Ф.М. Достоевского. Он предполагал сделать его героем одного из своих романов.

Детство Александра Блока проходило в теплой атмосфере дома деда, ректора Петербургского университета, профессора Андрея Николаевича Бекетова. Дома, в котором в прежние годы запросто бывали лучшие люди России.

Ребенок родился слабым, поздно начал ходить, разговаривать и только усилиями семейного врача Бекетовых Егора Андреевича Каррика (предки которого приехали в Россию из Шотландии) постепенно окреп. По словам тети и первого биографа поэта Марии Андреевны Бекетовой, ребенок отличался «нервностью», был капризным, порой необузданным, с трудно преодолимыми антипатиями. Определенная «нервность» отмечалась с первых месяцев жизни, являясь во многом результатом полученного «наследства».

Первое серьезное заболевание отмечают в 6­летнем возрасте — экссудативный плеврит, с которым Каррик успешно справился. Как известно, отец Блока страдал чахоткой, то есть не исключена инфицированность в раннем детстве, несмотря на редкое общение в силу проживания в разных городах (отец жил в Варшаве, будучи профессором университета).

В семье авторитет доктора Каррика был непререкаемым, и мать Блока, следуя всем его предписаниям «в отношении режима, гигиены и лечения, когда оно было нужно», добилась того, что Блок вырос здоровым и сильным юношей. В письме к А.В. Гиппиусу от 28 августа 1902 года Блок пишет: «…не устаю от сорокаверстных поездок верхом». Блок был высок, строен, красив, отличался физической силой и не пренебрегал физическим трудом.

Из перенесенных в детстве заболеваний, кроме плеврита, известно воспаление среднего уха, корь, осложнившаяся бронхитом, т.е. обычные детские болезни.

В письмах и дневниках с юношеского возраста звучат жалобы на простудные заболевания, воспаления десен, бронхит, боль в горле, воспаление миндалин. Указания на катаральные явления появляются довольно часто, несколько раз в год. Например, из письма к матери 18 июля 1908 года: «…у меня жар, должно быть простудился». 18 апреля 1912 года к Л.Н. Андрееву: «…у меня затянувшийся бронхит, так что я безвыходно сижу дома». «Весь день дома, ночью простудился от форточки…» — подобные записи можно продолжить, иногда проскальзывают единичные жалобы на боль в конечностях. Известно также, что от суставного ревматизма лечился дед Блока А.Н. Бекетов.

К двадцати годам Блок считался абсолютно здоровым юношей, а принимаемые им ванны во время путешествия с матерью в Бад­Наугейм (1897 г.) были данью курортной моде, от которой он получал удовольствие. Тем не менее после возвращения с курорта мать показывает Блока популярному русскому врачу­терапевту Владимиру Михайловичу Кернигу (1840–1917), автору известного симптома при менингите и работ по воспалению сердца, в частности перикардиту. По мнению доктора, лечить такого молодого человека грешно. Друг поэта В.А. Зоргенфрей отмечал, что физической силой и физическим здоровьем Блок был наделен в избытке.

В то же время, как сказано выше, письма и дневниковые записи самого поэта, особенно к его матери, пестрят различными жалобами и тревогами. Преимущественно подчеркивается «нервность», слабость, душевная связь с изменениями в атмосфере, или, как он отмечал в письмах, «гнет погоды». Известно, что во время путешествия с женой Любовью Дмитриевной (1909 г.) Блок брал уроки плавания, чему помешала развившаяся ангина с высокой температурой, прошедшая в течение несколько дней без осложнений. Справедливости ради нелишне подчеркнуть, что и в век антибиотиков воспаление миндалин продолжается практически то же количество дней. Касаясь обилия в наши дни лечебных препаратов, по мнению профессора Вотчала, уместно сказать о «безопасной хирургии и опасной фармакологии». Каждое время рождает свои проблемы. Одни болезни приходят на смену другим, что делает врачевание вечной профессией.

Мать поэта зорко следила за здоровьем сына и при малейших проявлениях недомогания спешно обращалась к врачам. Особенно часто врачи осматривали Блока в 1909 году. Этот год был по­своему рубежным в душевной жизни Блока. Незадолго до этого рухнули идеальные представления о «вечной женственности», диктующие определенные семейные отношения, что вызвало первые потрясения. Реальные отношения с женой Любовью Дмитриевной, практически лишенные физической близости, породили многолетний мучительный конфликт, который особенно обострился после того, как в эти отношения активно вмешался Анд­рей Белый (Борис Бугаев). Его увле­чение Л.Д. Блок, в котором смешивались почитание «лучезарного лика» и земная страсть, создало невыносимую ситуацию, которая едва не привела к дуэли между Блоком и Белым. Так завершается период, который Блок впоследствии назвал «мистическим шарлатанством» (http://www.biografguru.ru/about/blok/?q=2099).

Возникла угроза разрыва с женой, что осложнялось и временной ссорой с близким по духу и взглядам Андреем Белым. Поэт находился в состоянии стресса, много пил, был неразборчив в интимных связях.

Грешить бесстыдно, непробудно,

Счет потерять ночам и дням,

И, с головой от хмеля трудной,

Пройти сторонкой в божий храм.

Постепенно драма завершилась, Любовь Дмитриевна осталась с мужем, но и проблемы тоже.

Закрутился вихрь «Снежной мас­ки» — увлечение Блока актрисой Н.Н. Волоховой. Отношения с Натальей Николаевной складывались трудно, оказались тягостными для Александра Александровича — она любила поэта Блока, а не конкретного человека. Прошли десятилетия, и совершенно неожиданно о Волоховой вспомнил поэт Евгений Рейн: «Был вечер памяти Блока в Союзе писателей, Орлов (известный блоковед. — Прим. авт.) меня пригласил, и я пришел. Был февраль — вот так же, как сегодня: жутко грязно, скользко. Орлов подходит ко мне и говорит: «Женя, тут одна старушка, ты проводи ее до дому, это недалеко, на Литейном, а то она боится поскользнуться». Я пошел ее провожать, и выяснилось, что это Наталья Николаевна Волохова, возлюбленная Блока — та, которой посвящена его гениальная книга «Снежная маска», — она была еще жива! Оказалось, что она еще жива, но ей тогда было уже лет девяносто пять. Я был поражен, что вот женщина, которую любил Блок, о которой он писал совершенно безумные стихи... «Твои запомню поцелуи на запрокинутом лице...» И вот она идет рядом со мной, а я ее отвожу домой. Меня тогда это поразило — как, оказывается, близко от меня это время». Кто бы помнил о Волоховой, если бы ее не обессмертил поэт.

Пережитый стресс очень серьезно отразился на всех участниках драмы, во всяком случае на душевном здоровье не только самого поэта, но и его матери. Последнее, несомненно, объясняется их сходной нервной организацией и очень теплыми отношениями.

Через какое­то время Блок, помирившись с женой, выехал в Европу, но в письмах продолжали звучать жалобы на «разнервленность». В поэме «Возмездие» есть потрясающие строки:

С тобой пришли чуме на смену

Нейрастения, скука, сплин…

(имеется в виду XIX век. — Прим. авт.) И далее: «В сердцах людей залегло неотступное чувство катастрофы. Во всех нас заложено чувство болезни, тревоги, разрыва» (Собрание сочинений в 6 томах. — 2009. — Т. 6. — 351­355).

После возвращения из заграницы, как и до отъезда, Блока осматривает доктор А.А. Белоголовый (доктор медицины, старший врач мужской Обуховской больницы), однофамилец, а возможно, родственник Н.А. Белоголового — друга и последователя С.П. Боткина, лечившего в прошлом Тургенева и Некрасова. Почти в то же время его принимают доктора Козловский, Федоров. Практически все специалисты констатируют подавленное состояние, малокровие и предлагают общеукрепляющее лечение. Блок в связи с этим грустно констатирует в письме к матери: «Всякая болезнь в проклятом Петербурге естественна и разрастается в неопределенные «инфлюэнцы», лечить которые как следует нельзя». Появляется диагноз «цинга». Именно к этому я буду не раз возвращаться.

В ноябре 1909 года Блок получил известие о тяжелой болезни отца. Он сказал об этом сводной сестре Ангелине, но только после второго сообщения выехал в Варшаву. Александр Александрович не успел увидеться с отцом, опоздав на несколько часов. Парадоксально, но «невстреча» с отцом внезапно приоткрывает Блоку все богатство и своеобразие личности Александра Львовича. В начатой вскоре после смерти отца поэме «Возмездие» пишет:

Да, сын любил тогда отца.

И еще несколько строк:

Привыкли чудаком считать

Отца — на то имели право:

На всем покоилась печать

Его тоскующего нрава.

<...>

Отца он никогда не знал.

Они встречались лишь случайно,

Живя в различных городах,

Столь чуждые во всех путях

(Быть может, кроме самых тайных).

Так заканчивается (Александр Львович умер 1 декабря 1909 г.) трудный, в чем­то поворотный год в жизни поэта. Если материальное положение Блоков благодаря полученному от отца наследству существенно улучшилось, то этого нельзя сказать о душевном состоянии.

Между тем он перестраивает Шахматово, создает по своему вкусу комнату для себя и для Любови Дмитриевны, но тревоги и меланхолические мотивы в письмах и дневниках звучат по­прежнему. В 1909 году в письме к Л.Д. Блок впервые появляется жалоба на боли в сердце: «Постоянно хватает за сердце».

За лето 1910 года, по свидетельству М.А. Бекетовой, Блок плохо поправился и вновь обращается к врачу с жалобой на боль в сердце. Осмотр доктора Николая Федоровича Чигаева (статский советник, доктор медицины, приват­доцент Военно­медицинской академии) показал «сильнейшую степень неврастении и, возможно, зачатки ипохондрии», доктор «назначил общеукрепляющее лечение». Очевидно, жалобы на боли в сердце рассматривались в контексте нервных расстройств, очень часто проявляющихся смутными ощущениями сердечного неблагополучия. На это четко указывает улучшение самочувствия и прекращение жалоб после назначенного и выполненного общеукрепляющего лечения.

При осмотре в 1911 году врачи также отмечают неврастению: «…нервы в таком состоянии, что на них следует обратить внимание». Врачи советовали шведский массаж, инъекции спермина, что довольно скоро улучшило общий тонус. Из письма к матери от 21.02.1911: «Чувствую себя окрепшим физически и соответственно нравственно. Я физически окреп и очень серьезно способен относиться к телесной культуре, которая должна идти наравне с духовной. Меня очень увлекает борьба и всякое укрепление мускулов, и эти интересы уже заняли определенное место в моей жизни…» Но улучшение состояния здоровья не было длительным. Создается впечатление, что в этот период еще не было органических повреждений и потому эффективным оказывалось общеукрепляющее лечение.

В последующие годы Блок неоднократно обращался к разным докторам в обеих столицах, но кроме нервных расстройств, явлений «цинги» ничего не диагностировалось. Что касается цинги и подагры, то эти диагнозы в ХIХ и начале ХХ века нередко звучали без четкой аргументации и были весьма характерными для многих, совершенно различных страданий. Так, например, в XIX веке звучал диагноз «лихорадка», объединявший заболевания различной причины, общим служило лишь повышение температуры.

Продолжение следует