Газета «Новости медицины и фармации» 5 (449) 2013

«Первым был не кто иной, как Михаил Александрович Берлиоз, редактор толстого художественного журнала и председатель правления одной из крупнейших московских литературных ассоциаций, сокращенно именуемой Массолит… Трамвай накрыл Берлиоза, и под решетку Патриаршей аллеи выбросило на булыжный откос круглый темный предмет… Это была отрезанная голова Берлиоза».

Сравним имя, отчество и фамилию зарезанного героя и автора. Вычеркнем несовпадающие буквы. Получится: «Михаил А­вич Б.».

Могли бы вы случайно, неосознанно назвать несимпатичного героя романа своим именем, подарить ему свои инициалы и свою профессию? Случайность подобных совпадений психологически сомнительна. Свое имя, имена любимых, имена друзей, даже клички своих собак и кошек всегда эмоционально окрашены, выделены из сонма имен и кличек. Не менее ревностно мы относимся и к любимому делу.

Почему Миша Берлиоз получил инициалы, имя автора, а Мастер остался безымянным и удостоился лишь буквы «М»? Что хотел сказать этим Булгаков?

Сознательный это выбор Булгакова или бессознательный? Если сознательный, то что он хотел этим сказать? Если бессознательный, то о чем это говорит?

«Автобиографичность» образа Мастера лежит на поверхности. Конечно, Мастер — это не Булгаков, а Маргарита — не Елена Сергеевна, но… Булгаков знал, что читатели найдут его под шапочкой Мастера.

Указатели потребовались там, где Булгаков опасался недопонимания.

Образ Берлиоза — это художественный ответ Булгакова на неоднократные советы ему «выкрасить шкуру», отказаться от своих взглядов и «работать как преданный идее коммунизма писатель­попутчик». Не раз за свою писательскую карьеру Михаил Афанасьевич размышлял над выбором. Не раз дьявол соблазнял его. Как хотелось Булгакову пожить, как Берлиоз! Как трудно было Булгакову ежеминутно, ежедневно выбирать судьбу Мастера!

Берлиоз — это Булгаков, последовавший житейски умным советам; это многолетняя, периодически обостряющаяся боль Михаила Афанасьевича, его кошмарный сон и ночной дьявольский соблазн. Этот образ не менее «автобиографичен», не менее выстрадан, чем образ Мастера. Это мысленно неоднократно исхоженный, знакомый до боли, презираемый путь приспо­собленца.

«Миша, Миша, ты можешь стать редактором толстого художественного журнала, председателем литературного правления, и двухэтажная дача под Москвой ждет тебя», — шептали Булгакову «доброхоты».

«Но тогда трамвай отрежет тебе голову, черти уволокут ее с похорон, а из твоего, Миша, черепа дьявол выпьет вонючую кровь современного Иуды», — отвечал Мастер.

«Лучше уж тихая смерть в сумасшедшем доме, чем такое преуспевание; лучше уж союз с дьяволом, чем членство в Массолите; лучше оставаться безымянным Мастером, чем стать редактором и председателем», — выбирал Булгаков.

«Мыслим ли я в СССР?» — спра­шивал он. И понимал, что в СССР он мыслим лишь как Берлиоз.

Но ведь Аннушка уже купила под­солнечное масло, и не только купила, но и разлила.

Лучше уж собственноручное погребение в СССР, «нищета, улица, гибель» в сиюминутном. Зато в вечности: рукопись, которую прочел и одобрил Он, вечный дом с венецианским окном и вьющимся виноградом в награду за страдания и верность своему долгу.

Пусть лишь с помощью дьявола, но Булгаков­-Мастер обезглавливал Булгакова­-Берлиоза и уносился прочь из опостылевшей Москвы вместе со своей возлюбленной.

«Он не заслужил света, он заслужил покой».

В своем «закатном романе» Михаил Афанасьевич свой выбор до тонкостей обосновал.