Газета «Новости медицины и фармации» 7 (455) 2013

Двадцать один год Ассоциация психиатров Украины целенаправленно и постоянно занимается защитой прав психически больных людей. Тысячи обращений, сотни публикаций и пресс­конференций, вполне европейский закон о психиатрической помощи, многочисленные книги и специальные журналы для психиатрического персонала, выигранные судебные дела… И всегда — равнодушие украинского государства. Ко всему, в первую очередь — к судьбам своих граждан.

Двадцать один год нам помогали только журналисты, только с их помощью нам удалось вернуть десятки квартир, незаконно отобранных у наших пациентов, защитить их от других посягательств со стороны мафиозных структур и собственных родственников. Без внимания журналистов, без их помощи все было бы иначе. Тоскливей, горше.

Многое не удалось. Государство не слышало ни нас, ни журналистов. Государство не хотело принять очевидную истину, известную и в Азии, и в Латинской Америке, и даже в Африке: стране необходима так называемая социальная психиатрия! Вся наша украинская психиатрическая система фактически состоит из двух звеньев — больницы, предназначенной для лечения острых психиатрических состояний, и интерната­хосписа для содержания беспомощных, не способных жить самостоятельно больных «хроников». А между больницей и хосписом­интернатом — пустыня. Именно поэтому около 40 % пациентов в любой нашей психиатрической больнице — так называемые социальные пациенты, пребывание которых в психиатрическом стационаре не обусловлено медицинскими показаниями.

Сходная картина и в интернатах. Значительная часть их пожизненных клиентов могла бы достаточно долго жить в обществе, несмотря на имеющиеся у них психические заболевания. Могли бы вполне комфортно и безопас­но для себя и окружающих жить в специальных общежитиях, сестринских домах, «домах на полпути». Увы, нет у нас всего этого. Мы ведь не в Колумбии или Пакистане, мы в Украине. Вот и живут наши пациенты в больничной или интернатной неволе. Очень дорогой, кстати, неволе. Знают ли об этом главные врачи? Разумеется, знают. Но выбросить на улицу, на голодную смерть обездоленных не могут: совесть не позволяет. Да­да, та самая банальная совесть, неизвестная нашему независимому от совести государству. А мы, законопослушные граждане, оплачиваем весь этот абсурд своими налогами.

Сравнительно недавно имел я великое счастье общаться на эту тему с нашим президентом. Коротко и внятно объяснил ему странную ситуацию: Министерство социальной политики у нас есть, а реальной социальной политики по­прежнему нет. Виктор Федорович посочувствовал мне, обещал встать рядом… Пока — не встал.

Неплохо знаю систему психиатрических интернатов, видел разные. Многое там зависит от воли и совести директора. Есть ужасные, где жизнь клиентов — ад кромешный. Но есть и другие, их больше, где психиатрические пациенты коротают свой земной век в почти человеческих условиях. Там очень трудно работать, еще труднее создавать нормальные (по украинским стандартам!) условия для жизни. Трудятся, создают, неизбежно нарушая при этом всевозможные, советских времен по духу, инструкции Министерства социальной политики.

Что такое интернат? Это хоспис психиатрический. Там должны находиться люди, которые не могут себя обслуживать. В этой системе мно­жество проблем, о которых не говорят даже шепотом. Например, когда несчастная директор тихонечко, опасаясь уголовной ответственности, должна вести на аборт свою подопечную с умственной отсталостью — они ведь не могут контролировать свою сексуальность.

То же и с больницами. Многое зависит от главного врача, его умения и желания искать деньги на стороне. От его мужества, да, от его (или ее) мужества. Потому что каждый рабочий день там — лихорадочный поиск денег для латания крыш, стирки белья, замены канализационных труб и многого другого, на что наше очень гуманное и демократическое почти европейское государство денег не предусматривает. Они, главные врачи, не имеют мужества лишь на одно: сказать правду о деньгах, отпускаемых нашей властью на питание больных в психиатрических лечебницах. Здесь их мужество заканчивается… Скажут правду — уволят немедленно. А я скажу: от 3–4 гривен на больного в сутки! В тюрьме — больше, в психиатрическом интернате — больше. Есть и другие цифры, разумеется, все зависит от региона, где­то кормят и на 16 гривен (это уже ресторан!).

Возвращаюсь к теме масс­медиа. Нам, психиатрам, очень нужна помощь журналистов. Всех, не только столичных, киевских. В украинской психиатрии произошла смена поколений, значительная часть врачей — серьезные специалисты. Есть ли среди нас безграмотные дураки и нравственные уроды? Разумеется, есть. Система подготовки и кадрового отбора, увы, способствует этому. Но так живет вся наша страна, от Администрации президента и Кабмина до провинциального жэка. Все мы грешны, и самый тяжкий наш грех — результаты всех наших избирательных кампаний.

К сожалению, и такое явление, как лишение психически больных людей квартир, существует. И врачи в этом участвуют непосредственно. Но и здесь следует помнить: это грех судебных психиатров, являющихся частью украинской системы правоприменения и правосудия. Поясню и такое: отсутствие в Украине уголовных дел против таких врачей обусловлено тем, что этот «бизнес» организуют и «крышуют» наши славные правоохранительные органы… А журналисты, особенно скандально­телевизионного жанра, предпочитают выявлять «стрелочников», поскольку так работать безопаснее. Да и настоящее расследование журналистское проводить лень — с этим в нашей журналистике вообще проблема, о чем пишут и говорят часто.

Многие наши психиатрические больницы почти полностью открылись для масс­медиа. Почти — потому что должны существовать ограничения, связанные с конфиденциальностью. В конце концов, психиатрическая больница — не зоопарк, не средневековый дом умалишенных. С горечью вижу на украинском экране смелые новации тележурналистов с незакрытыми лицами психически больных пациентов, мысленно представляю себе, какова бы была реакция на такой репортаж в Нидерландах или Швеции… Но мы — в Украине. И наши владельцы телеканалов — олигархи с вполне определенной репутацией.

Есть у нас и другие больницы. Где журналистов не любят. Где режим содержания пациентов и персонала (я не оговорился — именно так!) напоминает тюремный. Туда журналисты не стремятся. По простой причине: там трудно работать, трудно получить информацию. Трудно или почти невозможно сделать скандальную (другая неинтересна) телевизионную картинку «сегодня на сегодня».

И еще. Никто из наших журналистов никогда не спросил министра социальной политики: «Есть ли у вас намерения начать строительство настоящей системы социальной психиатрии в стране?» И никто и никогда не задал премьер­министру Украины такой простой и очевидный вопрос: «Почему деньги украинского налогоплательщика уходят в песок архаичной, затратной и малоэффективной психиатрической системы в стране?»

А у меня, знаете ли, праздник. Праздник почти полного взаимопонимания с руководством Министерства здравоохранения. Мы вместе действительно всерьез готовим модернизацию психиатрической системы. Не на эмоциях, с расчетами. Но только в той ее части, которая относится к компетенции Минздрава. Министерство социальной политики, как и Министерство образования (прямая связь с детской психиатрией), в этом не участвует.

Мы стареем. С возрастом приходят особые болезни, молодым неизвестные. Необратимые, неизлечимые. Так уходил из жизни американский президент Рейган, так совсем недавно угасла английский премьер­министр Тэтчер. И у престарелых украинцев все чаще и чаще разум угасает намного ранее смерти тела. Психиатрическая больница — не место для содержания таких бабушек и дедушек. В цивилизованном мире для этого существуют специальные социальные центры. У нас — нет. И не предвидятся. Вот и ходят украинские дети и внуки по кабинетам главных врачей психиатрических больниц, умоляют: «Возьмите, хоть на время возьмите!» Берут, иногда таким мольбам отказать невозможно. А там, в отделении, все не приспособлено, персонала мало, даже памперсы — проблема чрезвычайная. Зачастую дети и внуки категорически отказываются забрать свою драгоценную бабушку домой. Так бабушка и «зависает» в больнице, среди подобных ей безумных бабушек. Согласитесь, очень удобный объект для ленивого журналиста, скрытой камерой снимающего эти лица, эти руки… весь этот ужас распадающейся личности прежде вполне адекватного, умного, порядочного человека, имевшего несчастье состариться в Украине.

Совсем недавно телевизионный канал «1+1» продемонстрировал зрителю смирительную рубашку, предназначенную для фиксирования возбужденных психически больных. Ушлые журналисты достали ее в другой стране, а показали нам. Вот и мы, украинские психиатры, увидели воочию такое. Прежде знали из старинных учебников и музеев. Нет у нас в Украине таких изделий, не нужны. Вот я подумал, что смирительная рубашка — яркий символ не украинской психиатрии, а нашей оте­чественной журналистики!